Он говорил, что мама и сестры с семьями обычно навещают ранчо летом, поэтому Карлин не переживала по этому поводу, ведь к тому времени она отсюда уедет, и вообще здесь надолго не задержится, так что нет смысла волноваться о встрече с Либби. Какая разница, понравится она Либби или нет?

Потому что это важно для Зика — вот какая.

Потому что всё, что важно для Зика, имеет значение и для нее. «Не бери в голову, если уедешь отсюда через два месяца, не всё ли равно — опозоришься или нет?»

Если? Когда отъезд стал «если»?

Надо выкинуть из головы подобные мысли. Карлин пока не представляла, куда направится дальше, но ведь это на самом деле не главное, правда? Главное — всякий раз, когда она пыталась обдумать следующий шаг, начинала колебаться. Не хотелось уезжать… ни весной, ни летом… вообще никогда.

Влюбиться в Зика не входило в ее планы. Иногда по ночам приходилось кусать губы, чтобы удержаться от признания.

Зима пролетала слишком быстро. Карлин старательно обустраивала их жизнь, попыталась сделать Рождество и встречу Нового года особенными, чтобы ей — а, возможно, даже Зику — было что вспомнить в обычные будни. Они вместе смеялись, долго занимались любовью в его большой теплой кровати наверху, часами в обнимку сидели перед камином, просто наслаждаясь обществом друг друга. Работники стали почти родственниками. Ранчо стало родным домом.

Наступил январь, на улице ужасный холод, о чем ее предупреждали, и весна чертовски близко.

Устанавливая себе срок увольнения, Карлин не уточнила, уедет в начале или в конце весны, но теперь, вникнув в положение дел, призадумалась: правильно ли бросить Зика в разгар крайне напряженного сезона отёла? Он в ней нуждается, и пусть не удастся видеться с ним так часто, как хотелось, поскольку он работал с рассвета и до наступления темноты. Карлин уговаривала себя задержаться, чертовски пугало, что для этого не требовалось много усилий.

Но теперь предстоял визит Либби, и Карлин начала жалеть, что не уехала вчера, неважно, пришла весна или нет.

Вторник наступил слишком быстро. Зик поехал в город, чтобы встретить автобус Либби. Карлин осталась готовить торжественный обед: жаркое с картофелем и запеченной зеленой фасолью, кукурузный пудинг, свежие булочки и «Никогда не подведет» на десерт.

Зимой команда ковбоев поредела, женатые мужчины ужинали у себя дома, так что Карлин стряпала на куда меньшую толпу. Теперь на завтрак приходило семь человек, а не десять, поскольку Патрик вернулся раньше, чем ожидалось, плюс Либби. Ужин придется накрыть на шестерых, а не на пятерых. Удивительно, какое значение имеет отсутствие трех мужчин, когда речь идет о готовке и закупке продовольствия!

Торт испечен, всё остальное томится на медленном огне или в духовке, так что Карлин побежала в свои — некогда Либби — комнаты, чтобы немного освежиться. Можно твердить себе сколько угодно, что ее не волнует, какое впечатление она произведет на Либби, но эта женщина важна для Зика, так что — нравится или нет, — но Карлин всё равно нервничала.

Она причесалась, нанесла бледную помаду и переоделась в блузку без жирных пятен. Карлин почти всегда носила фартук, когда готовила, но поваром была неряшливым, так что передник не всегда спасал.

На самом деле действительно необходима спецодежда, наподобие той, что носили повара на кулинарных каналах, которые она смотрела с момента приезда на ранчо. Поскольку теперь она научилась готовить, возможно, следующая работа тоже будет такой же. По крайней мере она расширила свои возможности.

Следующая работа. Представления о ней были настолько расплывчаты, что не удавалось сосредоточиться на подобных мыслях дольше несколько секунд.

Карлин вернулась в кухню, когда услышала поворот ключа в замке, а затем недоумевающий женский голос:

— С какой стати вы запираете дверь в середине дня?

Они решили не посвящать Либби в подробности ситуации Карлин. Только Зик и Кэт знали правду, так лучше.

Карлин не уловила приглушенных объяснений Зика в прихожей.