– Передаю тебе Дар Щита, от Свортека Рейнару, от богов человеку, от Изнанки – миру живых. Будь ты проклят, если распорядишься им глупо. И будь проклят, если нарушишь клятву!
Он убрал ладони с ран. Кожа все еще была рассечена, но плоть, сухожилия и сосуды под ней уже соединились. Продев в ушко нитку, Свортек укусил себя за губу до крови, облизнул кончик иглы – пузыри слюны повисли на металле – и принялся сшивать края ран, чтобы у Редриха не возникло никаких подозрений.
VI. Преданный
С плаца замок было не рассмотреть, но взгляд Латерфольта упрямо возвращался к нему, словно хинн рассчитывал, что башни расступятся и покажут ему заветное окошко. Может, стоит послать кого-то к ней? Узнать, в своей ли она комнате? А если не спит, привести сюда? Он уже собирался подозвать одного из своих новых егерей, Нанью, достойного малого, такого же, как и он, полукровку. До Йонотана, Якуба, Керама и прочих ему пока далеко, но надежда есть. Даже теперь, когда битвы снова разворачиваются на полях и в крепостях, с ружьями и пулями вместо луков и стрел, Сиротки не останутся без лесного братства. Он за этим проследит.
Но сначала нужно проследить еще кое за кем…
– Латерф!
Голос Хроуста перекрыл собой болтовню, стук молотков и скрип дерева.
Несколько дней после штурма старому гетману нездоровилось. Энергия, бурлившая в нем, заставляла окружающих забывать, что мало кто доживает до таких седин и в мирное время, не имея за спиной тридцать три года войн и лишений. Поэтому, когда возраст вдруг брал свое и сваливал Хроуста с ног, Сиротки скорее недоумевали, чем пугались. Впрочем, гетман раз за разом умудрялся одолеть старость – злейшего врага человечества, с которым не мог бы потягаться даже Свортек в дни своего наивысшего могущества. Вот и сейчас, хромой, полуслепой, но не слабее, чем молодежь вокруг, он спешил к Латерфольту с широкой ухмылкой.
– Здар, Ян Хроуст!
– Здар, дети, – отозвался Хроуст, пожимая протянутые к нему руки, в мозолях и занозах.
Обр, слуга Хроуста, семенил следом, неся в одной руке две кружки пива, в другой – огромный поднос с кнедликами, сыром и яблоками. Одну из кружек Хроуст взял себе, другую передал Латерфольту, а еда отправилась по рукам трудящихся Сироток:
– Отдохните немного, вы славно потрудились.
– И готовы трудиться дальше, во имя гетмана!
– Гетман желает, чтобы вы не грохнулись замертво от натуги. Потому – ешьте и отдыхайте. Это приказ!
Сиротки задохнулись от восторга. Эти, новые, еще не совсем поняли, под чье крыло они попали. Возможно, самым подозрительным из них сейчас казалось, что Ян покупает их расположение. Ну-ну, их ждет еще много открытий…
Хроуст и Латерфольт отошли на край плаца и присели на еще не распиленные бревна, в молчании попивая пиво. Латерфольт вдруг заметил, что отсюда замок видно чуть лучше. Окошко их с Шаркой комнаты светилось у Хроуста над ухом.
– Ты выглядишь получше, – Хроуст мотнул головой, ловя взгляд Латерфольта.
– Чем кто? – Егермейстер чуть сдвинулся на бревне, чтобы голова гетмана не загораживала ему окно.
– Чем в тот день, когда ты отшвырнул лук и сбежал с места казни, а потом мы нашли тебя валяющимся в поле.
Сердце Латерфольта застучало быстрее: эту его выходку они с Хроустом не обсуждали, и он надеялся, что гетман о ней забудет. Но злости во взгляде Хроуста не было. За шестнадцать лет Латерфольт научился по одному только прищуру точно понимать, ждет ли его серьезная трепка или нравоучительный разговор. Кажется, сейчас был второй случай.