Эту мысль я внушил ему. Не я, а тот раненый юноша, который не мог подавить в себе гнев за гибель Юдифи. Я…
Санитар рывком обернулся. Для него теперь я стал его коллегой, хотя внешне между нами не было ни малейшего сходства. Все происходило внутри головы. Что бы ни видел сейчас перед своими глазами санитар — изображение обрабатывалось мозгом, и именно там прятался я и ткал зловещую паутину из мыслей и чувств, чтобы ловко манипулировать ими. С каждым мгновением их внутренний мир становился мне все более знакомым. Мое вмешательство было минимальным. Не я дал указание нажать на спусковой крючок; все, что я сделал, это заставил санитара думать, что в дверях стоял не его помощник, а страшное чудовище, которого его послали убить.
Выстрел отразился эхом от стен. С тупым звуком что-то большое свалилось на пол. Я почувствовал запах крови. И это была не кровь Юдифи, а кровь врага!
Что-то во мне готово было вскрикнуть от радости. Что-то дикое, чем я еще не научился управлять. Кем бы ни был этот некто, с кем теперь я делил свое сознание, он находил удовольствие в убийстве, по крайней мере, в мести.
Я выполз из-под каталки. Если я ошибся, через мгновение я буду мертв.
— Давайте, профессор. Я помогу вам выбраться, — запинаясь, проговорил санитар.
Кровавые брызги превратили его лицо в демоническую маску. Труп его коллеги был сильно изуродован, выстрел почти в упор практически разорвал его тело.
— Хорошо, что это чудовище, наконец, убито, — сказал санитар, подходя ко мне. — Он практически был уже не человек. — Голос санитара становился все тише по мере того, как он говорил, как будто он боялся пробудить мнимое чудовище к жизни, если он громко назовет его по имени. — Я слышал, что врачи говорили о последних снимках. Нечто подобное не должно было жить… Это… — некоторое время санитар подыскивал подходящие слова, но потом передумал и только пожал плечами.
У меня было такое чувство, как будто у меня в желудке кто-то распустил большой колючий кулак. Что за снимки имел в виду этот тип? О чем, черт возьми, говорил этот мешок мяса? Что могло так обеспокоить врачей уже после того, как они узнали, что я убил трех людей в крепости? Я попытался сосредоточиться на мыслях санитара, но получилось, что я словно стою перед огромной стеной с десятком мониторов, показывающих каждый отдельную программу. Мелькнуло лицо миловидной темноволосой женщины с двумя маленькими детьми, передо мной промелькнул вид сельской улицы. Экскурсия в город… Как можно сориентироваться в этом хаосе?
Но я не решился спрашивать санитара об этих снимках. Я боялся, что таким образом я рискую разрушить созданный мной мираж, спрашивая о чем-то, что профессор, роль которого я сейчас исполнял, наверняка хорошо знал. Если бы я лучше знал, на что я способен, а на что нет! Насколько я могу овладеть волей человека?
— Позаботьтесь, пожалуйста, о госпоже докторе Бергман, — я кивнул в направлении Элен. — У нее сильно болит операционный шов. Ей трудно будет двигаться своими собственными силами.
— Вы думаете, ей можно доверять? — прошептал санитар и опасливо оглянулся назад. — Она ведь… она же из них…
— Она совершенно не опасна, — спокойно ответил я, чтобы успокоить испуганного санитара. — У доктора Бергман изменения зашли не так далеко, как у Горресберга.
В то время как я говорил все это, я одновременно следил за мыслями этого санитара. Эти проклятые способности не стоили ломаного гроша! Как раз в этот момент я наткнулся на воспоминание, как этот парень сдавал экзамены в медицинском училище, списывая у своего соседа. Было такое ощущение, что я разыскиваю пресловутую иголку в стоге сена.
Тем временем санитар направился к Элен, а она отползала от него в угол. Наверное, она думала, что теперь он убьет ее. Ну а как она могла понять, что здесь происходит? Конечно, профессор Зэнгер не посвятил ее, как Юдифь, в свои планы.
Воспоминание о Юдифи вызвало во мне новую волну бессильного гнева. Неужели все это было лишь игрой? Неужели в действительности она ничего ко мне не чувствовала? Зачем тогда она все это делала?
Великан схватил Элен под мышки и поднял. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Она просто смирилась со своей судьбой. В ее глазах стояли с трудом сдерживаемые слезы страха, и мне очень хотелось сказать что-то, чтобы ее успокоить. Может быть, я смогу сделать это телепатически…
Нет, это безумие. Я могу манипулировать мыслями, но я не могу разговаривать в голове другого человека. Кроме того, я никак не мог ослабить свою концентрацию на мыслях санитара. Если этот парень хоть на какой-то миг снова станет хозяином своих мыслей, он увидит, что перед ним не профессор Зэнгер, и тогда нам обоим конец.
У меня задрожали ноги, и я на несколько мгновений прислонился к стене. Если бы я только знал, как зовут этого проклятого санитара! Но в отличие от врачей и медсестер санитары не носят табличек с именами на груди. Как называл Зэнгер своих людей: по именам, или все они были для него на одно лицо и ему было все равно, кто перед ним? Нет, если учесть, чем занимались в этой клинике, персонал здесь должен был быть штучным. Каждый должен был быть убежден в важности общего дела. Риск, что кто-нибудь слишком болтливый может испортить все дело, был слишком велик, хотя, наверное, людей, которые точно знали, какие исследования они проводят, и имели доступ к лабораториям, расположенным под крепостью, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
— Вам нехорошо, господин профессор? — его голос прозвучал не как у подлизы, а искренне озабоченно.