Вчера сунулась к нам пара чумовых «мессеров», наверное, новеньких. Один еще ничего: понял, что влип – попытался отвернуть и упал в стороне от дороги почти что целый, только в дырках. А второго, особо упрямого, пара «Шилок» на встречном курсе разобрали прямо в воздухе на запчасти. Одно крыло вправо, другое влево, мотор комом огня в кусты за дорогой; куда делся хвост, вообще никто не видел. Восемь скорострельных стволов, лупящих по одной цели – они не только «мессер», и танк на запчасти разберут.

Врать не буду, до меня дело было, но мужики баяли, что под Курском четыре «Шилки» и столько же БМП из засады перекрестным огнем в борта пожгли с десяток немецких танков и положили до полка пехоты, прорывавшихся из окружения. Потом трупы фрицев во рвы сгребали бульдозерами, потому что взяться там похоронной команде было не за что. Сплошной фарш, как в американской тушенке. Но я сам еще таких страстей не видел, хотя на фронте почитай что с самого начала, с августа сорок первого. Но слушать об этом было приятно. Не только же их «мессерам» в прошлом годе было расстреливать наших беженцев – стариков, баб и ребятишек. Отлились германским кошкам наши мышиные слезки.

Ранило меня под Москвою еще в январе; тяжело ранило, думал, не оклемаюсь, но обошлось. Бомба под задний мост попала, «газон» мой, говорят, как перышко по воздуху летел. Как я тогда жив остался, знает лишь Бог. Контузия тяжелейшая, руки-ноги переломанные, да мелких ранений не счесть. Провалялся в госпитале полгода. Три месяца пластом лежал, еще два с палочкой да по стеночке ходил, потом, уже летом, отправили в санаторий на Байкал. Получил я отпуск по ранению и поехал в родимую деревню.

Пока я лечился и мотался туда-сюда, оказалось, что еще в январе за героизм под немецкими бомбежками во время наступления под Москвой наградили меня орденом «Красного Знамени». Вышло так, что «награда нашла героя». Вот за этот орден меня и взяли в ОСНАЗ, точнее, в автотранспортный батальон 2-го особого мехкорпуса, водителем на «студебеккер».

Тогда, в январе, когда меня ранило, была одна война, тяжелая и кровавая. Каждый из нас делал то, что должно, потому что иначе было никак. Сейчас, в сентябре, когда наш корпус с переформирования снова перебросили на фронт, я вижу, что дела тут идут совсем по-другому, как будто я попал на другую войну. Конечно, пока я валялся по госпиталям, то читал газеты и слушал радио, а потому знал, что мы побеждаем. Но радио или газеты – это одно, а чувствовать это своей шкурой – совсем другое. Сколько шоферских жизней сберегли те самые «Шилки», сколько машин остались целыми, сколько грузов доехало до места, а не сгорело на обочине… Теперь уже не мы должны бояться немца, а немец нас. И если он будет плохо бояться, то с ним будет то же самое, что с теми двумя «мессерами». Так, глядишь, долго ли коротко ли, но и в Берлин мы придем (как и поется в той песне), возьмем кое-кого за причиндалы, намотаем на тяжелый шоферский кулак и поспрашиваем с пристрастием – почто эти гадины устроили нам внезапное нападение без объявления войны. Теперь пусть извиняют, если что, мы таких шуток не понимаем. Как говорят тут, в ОСНАЗе: «Глаз на дупу натянем и моргать заставим»…

30 сентября 1942 года. Вечер. Гомельская область, Мозырский район. Лесной массив в 20 км юго-западнее Мозыря. Временная база Сумской рейдовой бригады ОСНАЗ.

С середины мая по конец августа Сумское рейдовое партизанское соединение под командованием Ковпака находилось в непрерывном движении, двигаясь по Левобережной, а потом и Правобережной Украине, да с такой резвостью, что немецкие оккупанты и их пособники никак не могли поймать дерзких «ковпаков». Карательные отряды, сформированные из смеси немцев и местных коллаборационистов, обычно запаздывали на два-три дня, а партизаны шли дальше, оставляя за собой взорванные мосты и водокачки, спиленные телеграфные и телефонные столбы, повешенных на осинах полицаев, бургомистров и прочих прислужников «нового порядка».

Выскользнув из-под Навли перед самым началом Брянско-Орловской операции, соединение Ковпака пошло по Слобожанщине извилистым и трудным путем. Выгоничи, Почеп, Погар, Суземка, Середина Буда, Новгород-Северский, Шостка, Кролевец и, наконец, родной для Ковпака Путивль. Путивль, как и в нашей истории, партизанское соединение взяло штурмом и держало чуть больше суток. Но случилось это не тогда, когда Красная армия была не в силах поддержать успех партизан, а когда танки Бережного мчались к Сумам, и за ними широким веером двигалась советская кавалерия. Фронт германской группы армий «Юг» развалился, и немцы – те, которым повезло – сломя голову драпали к Днепру, бросая все, без чего можно было обойтись. А следом по миру летели сводки Совинформбюро, неся радостные известия, что в летней кампании сорок второго года Красная Армия одержала такую победу, после которой можно смело заявлять, что наступил коренной перелом в ходе советско-германской войны.

– Вот бисов сын, – шутливо пожаловался Сидор Ковпак Петру Вершигоре, имея в виду Бережного, – перелякал всех германцев, шоб они были неладны, шукай их теперь по всей Украине. Но как идет, как идет, чертяка, смотреть любо-дорого. Вот помню, товарищ Буденный в двадцатом годе также прошел по польским тылам, только свист стоял по Украине…

Впрочем, товарищ Буденный тоже не собирался почивать на лаврах двадцатого года; его конно-механизированная армия, войдя в чистый прорыв, оставшийся после корпуса Бережного, повернула на Киев. Под копытами коней и гусеницами легких танков и БМП загудела украинская земля.

Поэтому, оставив Путивль подошедшим передовым отрядам кавкорпуса генерала Жадова, партизанское соединение Ковпака (которому отнюдь не улыбалось остаться на занятой советскими войсками территории), как предвестник наступающего фронта, зигзагами рвануло по направлению к Днепру, буквально наперегонки с Буденным. Конотоп, Бахмач, Прилуки, Пирятин, Переяславль-Хмельницкий… и форсирование Днепра с захватом мостов в Каневе. И снова – разгромленные немецкие и полицейские гарнизоны, повешенные полицаи и бургомистры. И все это с шумом, топотом, свистом и хохотом, как это только может делать лихая и разгульная малороссийская душа.

Вооружены партизаны в этом рейде были богато. Пулеметов просто завались – и под русский винтовочный патрон, и, что более актуально, под германский маузеровский. Штурмовые автоматы под германский парабеллумовский патрон, положенные ковпаковцам как ОСНАЗу. Гранатометы (копия РПГ-7), личная артиллерия с фугасными, зажигательными и даже небольшим количеством кумулятивных гранат. Особенно «шайтан-труба» полюбилась бойцам третьей роты, которой командовал небезызвестный Карпенко, бывший сержант ВДВ, а ныне, за особые заслуги, лейтенант частей особого назначения. Тем более что при особой сноровке стрелять из этого гранатомета можно было прямо с седла, и случайно встреченный немецкий танк (или там, к примеру, дзот) не был теперь такой уж тяжелой проблемой.

Форсировав Днепр почти одновременно с освобождением Буденным Киева, и сдав мосты под охрану переброшенному по воздуху десантному батальону, Ковпак по широкой дуге повернул на север, пройдя через Корсунь-Шевченковский, Белую Церковь, Казатин, Бердичев, Шепетовку, Новоград-Волынский, Коростень и Овруч в Мозырские леса. Если на Левобережной Украине рейдирующее соединение старалось навести побольше паники, разогнать и уничтожить немецкие и полицейские гарнизоны, при этом оставляя в неприкосновенности транспортную инфраструктуру, захваченные склады и прочие стратегические объекты, то на правом берегу Днепра все было по-другому. Вздымающееся до небес пламя над железнодорожными станциями, элеваторами, складами ГСМ, взрывы всего, что только можно взорвать – от мостов и водонапорных вышек до стрелок и семафоров – делали этот рейд похожим на нашествие гуннов Аттилы.

Встречные мелкие части врага (преимущественно так называемые евровойска), ковпаковцы громили походя, по принципу «не столько съем, сколько понадкусываю». Некоторые вражеские солдаты (в основном мобилизованные гитлеровцами французы и бельгийцы, а также англичане) спешно брошенные на штопку гнилого Восточного фронта, поднимали руки и переходили на сторону ковпаковского соединения. В своей массе это были солдаты и сержанты старших возрастов, участники ТОЙ войны, еще помнившие Аррас, Сомму и Верден. Иногда это даже были целые подразделения вместе с офицерами. А что вы с ними прикажете делать – не расстреливать же на месте и не прогонять обратно к немцам… Вот и тащился за рейдовой бригадой так называемый двенадцатый батальон, составленный из разного рода иностранцев, местными остряками еще именуемый «Иностранным легионом».

Особой боевой ценности это подразделение не представляло, партизанскую науку понимало плохо; и Ковпак, заодно с начштаба Базымой, искали способ переправить все эту обузу «Имени дружбы народов» за линию фронта. Пусть там у специально обученных людей о них голова болит. А ковпаковцам и без иностранных бездельников есть чем заняться. Комиссар Руднев придерживался той же позиции, потому что коммунистов и им сочувствующих в «Иностранном легионе» почти не было, а были социал-демократы разного толка, обычно настолько скользкие, что порой после общения с ними хотелось помыть руки.

За почти полтора месяца стоянки в мозырских лесах «Иностранный легион» большей частью удалось переправить на Большую землю. Там после переворота в Британии и исчезновения де Голля формировалась своя просоветская «Сражающаяся Франция», включающая, помимо прочего, и почти готовую к отправке на фронт авиаэскадрилью «Нормандия» под командованием майора Жана Тюляна. Те французские солдаты и офицеры, что раньше из колоний бежали в Лондон, теперь потянулись в СССР. А позже к ним добавились и те, которых взяли в плен во время летней кампании. Конечно, все это было похоже на пристраивание дома к крыльцу, но других, более удачных вариантов нет, да и вряд ли будут. Впрочем, ковпаковцев такие тонкости мало волновали – французы с воза, кобылам легче.

Тут, юго-западнее Мозыря, настроение было боевым. Хлопцы отдохнули, отоспались после трех месяцев непрерывных рейдов и снова рвались в бой. Опустевшие пароконные подводы, запасы боеприпасов и вооружения с которых израсходовались во время рейда, снова ломились от уложенного на них груза, и помпохоз Павловский, к своему огорчению, не знал, куда приткнуть лишний ящик с медикаментами. Соединение Ковпака было «беременно» новым рейдом, тем более что за время длительной стоянки крупного рейдового отряда на одном месте настырное ГФП разнюхало о месте его стоянки. За отсутствием кадровых охранных частей, превращенных приказом ОКВ в обычную пехоту, германское командование стало стягивать к Мозырским лесам сборную солянку из украинских националистов, прибалтийских «лесных братьев», норвежских «квислингов» и шведских добровольцев. Но это уже не играло роли, так как не только ковпаковцы рвались в новый рейд, и соответствующий приказ уже был у Деда на руках. К новому наступлению были готовы все три Украинских фронта. Соответствующие приказы поступили – и тишине на линии фронта от Полесских болот до румынской границы предстояло продержаться всего несколько часов. Одним словом, «дан приказ ему на Запад!»

1 октября 1942 года. Ранее утро. 1-й Украинский фронт, Киевский плацдарм.

Раннее утро. Ночной заморозок схватил ледком лужи, заставляя мерзнущих часовых в окопах опускать уши пилоток. На востоке только-только завиднелись первые проблески зари. И только высотный разведчик-корректировщик русских нарезает широкие круги в осеннем небе, подобно жаворонку встречая наступающий рассвет. Там, на высоте двенадцати километров, где в разряженном воздухе поют его моторы, солнце уже встало, зачиная новый день.

Высотный разведчик Ту-2Р, хладнокровный дирижер войны, восхваляемый одними и проклинаемый другими, несет свою службу там, куда не способна подняться ни одна птица и куда не долетают зенитные снаряды. После рассвета от его внимания не укроется ни одна пушка, ни один танк или пылящий по проселку автомобиль. У люфтваффе на этом направлении нет истребителей, способных забраться на такую высоту. Но если бы они и были, то у них бы ничего не вышло в плане поражения противника. Ведь пока «мессершмитты» будут карабкаться вверх, высотный разведчик успеет вызвать прикрытие из сидящей на аэродроме подскока[11] четверки специальных пушечных МиГ-3 с ракетными ускорителями для быстрого набора высоты, после чего легко отступит под их защиту. А там, где больше семи тысяч метров, именно МиГ – король неба, и немецкие летчики об этом знают. Поэтому, едва завидев вздымающиеся в небо пушистые инверсионные следы, они отказываются от атаки и, перейдя в пикирование, спасаются бегством.