– Боец, кто такой?

– Шутце взвода камерада Фогеля, Рихтер Кнаупф.

– Что случилось, Рихтер, куда идешь?

– Херр Юргенс сказаль мне, чтоби я идет в штаб, для связ с разведка.

– Понятно, а где именно Хельмут?

– Ехайте прямо, потом от кустов вам нада павирнут направо, там увидить.

– Хорошо, спасибо, шутце Кнаупф. Кстати, если какая-то информация с того берега, то сразу надо сообщить мне, я буду или у Хельмута, или у Сидорцева. Ферштейн камерад?

– Яволь, херр гауптман.

– Хотя стой, я тебе помощника дам. Эй, Корзинкин, вылазь, хватит кататься, пора саночки возить, сейчас с товарищем Кнаупфом идешь в штаб, и если какая-то срочная информация, бегом ко мне. Там, у штаба, мотоцикл Фицеля стоит, на нем и приедете.

– Но, товарищ капитан, я не умею на этой таратайке ездить.

– Херр Кнаупф, вы мотоциклом управлять умеете?

– Яволь, херр рот официр.

– Все, идите, а чуть что – на мотоцикл и ко мне. Корзинкин, ты главный, если кто-то станет мешать тебе с Рихтером, можешь дать по ушам, все, идите.

Оба бойца ушли в деревню, а мы продолжили путь вперед, я на всякий случай держу голову снаружи, так свежей, да и обзор лучше. И тут краем глаза замечаю странное движение в лесу.

– Студеникин, тормози, глуши мотор, кажись, приехали.

Мехвод тормозит, и мотор замолкает, пытаемся вслушаться в лес, но вокруг тишина. Неужели показалось?

– Заводи, товарищ Студеникин, сворачивай направо, и поехали вперед, ориентир вон то сухое дерево.

И тут по нам начали нехило стрелять, причем из двух пулеметов, но наш сухопутный крейсер для этих выстрелов слишком толстокож. Парни, сидящие на борту, в темпе скатились с него на землю, акробаты, жить захочешь, еще и не то сотворишь. Студеникин остановил тарантас, и Коробкин сразу открыл огонь по врагам, автоматическая пушка, пусть и двадцатого калибра, против пехоты самое то. Пулеметы мгновенно замолчали, и я не знаю, то ли старшина Коробкин укатал их, то ли пулеметчики, собрав манатки, дали деру самостоятельно, но в любом случае преследовать надо, и Студеникин дал газу.

Видимо, мехвод углядел момент броска гранаты, потому что резко свернул тяжелую машину, и фрицевская граната взорвалась где-то слева. И тут гранатометчика фашистского срезал из пулемета Саранцев, Санек ехал на броне и давеча слетел с нее, видимо, при этом пулемет схватил с собой.

Немцы попытались уйти, но разве от восьми колес уйдешь на двух ногах? Да еще Саранцев с Кокоевым прижучили минометчиков врага, видимо, те, по примеру Героя Советского Союз осетина Бердыева[303], решили минометом остановить низколетящую броню нашего осьмиколеса, но немцы – не Бердыев. И Санек вместе с земляком знаменитого Бердыева (это он потом прославится) отвоевал миномет у немцев, все трое минометчиков попадали нашпигованные свинцом. Еще три минуты боя, и последнего гитлеровца задавил Студеникин, и не то чтобы мехвод наш такой ас, просто фашист сам сглупил и решил затаиться на пути бронемобиля. И по нему, вминая внутренности в белорусскую землю, проехали четыре колеса, мало немцу не показалось.