Его горящие в лунном свете глаза. Кажется, он усмехнулся и с разбега ударил меня ногой в живот. Затем в голову.

Я очнулся в тюремной камере. Не в той, где сидели допрошенные мной смертники. Эта побольше. Посветлее. Из невидимого окна за спиной падало пятно света с полосками от решёток на бетонный пол.

Голова шла кругом. Меня накачали мощной дурью. Совсем не страшно. Я просто озирался по сторонам. Без чувств. Без эмоций. Без оценок.

Меня приковали цепями к кирпичной стене. Рядом пытали нигерийца. Его тело содрогалось от ударов тока, будучи прикреплённым к стальной конструкции, напоминавшей распятие. Или мне так казалось. Не знаю. Я повернул голову в другую сторону.

В кресле, за приличным офисным столом, сидел молодой европеец. Ни дать, ни взять – типичный студент-очкарик или аспирант. Управлялся с ноутбуком. Играл в компьютерную стрелялку или контролировал процесс пытки нигерийца.

Я пригляделся. Показалось, на очках парня отражаются странные рисунки. Графики или гистограммы… А ведь он не играет. Забавно. Скорее, меняет уровень тока по специальной программе. Средневековая дикость и хайтек в одном флаконе.

Европеец мельком взглянул на меня. Поднял трубку радиотелефона, набрал номер и произнёс фразу на арабском. Медленно. Подбирая слова. Видимо, плохо знал язык.

Где я?

У кого в плену?

Страшно не было. Странная тупая апатия и вялый интерес к окружению. На моей оранжевой тюремной робе ни следа пота или мочи. Накачанному химической дрянью организму почти плевать на происходящее с ним.

Крики нигерийца маячили на втором плане. Если не на третьем. В камеру зашли трое белых, загримированных под арабов. Один из них продолжал размазывать по лицу крем, дающий эффект смуглой кожи.

«О, привет парни», – уж не знаю, улыбнулся ли я. Странный «араб» с фальшивым загаром принёс штатив, а другой – профессиональную кинокамеру. Эти двое принялись устанавливать аппаратуру, явно нацеливаясь на меня. Они собирались сделать меня звездой вечера. Обсуждали экспозицию, конфигурацию теней, оптимальное разрешение сьемки. Куда будет хлестать моя кровь… О, да, это очень важно. Может, моё мнение учтёте? Моя ж кровища! Ау!

А вообще, молодцы ребятки. Вот он, подход к делу! Не удивлюсь, если съёмка казней – это такая новая специальность в Сорбонне или Кембридже. Ещё бы дипломы при входе предъявили очкарику.

Третий «араб» извлёк из ножен нож. Хороший такой. Натовский. С хитрыми зубцами, где надо. С удобной изогнутой ручкой. С широким чёрным лезвием, чтобы не отсвечивал в темноте. Наверное, ему будет приятно. Я почти радуюсь за него.

Он окинул меня взглядом.

«Это ты будешь резать мне голову?» – я пытаюсь спросить террориста. Не знаю, на каком языке. Но тот кивнул. Вот и познакомились.

Что за бред у меня в голове? Да, неслабой дурью они меня накачали. Рецепт спросить, что ли? Завязать беседу?

Я открыл было рот, но тут очкастому палачу-компьютерщику позвонили. Он даже поднялся с кресла и вытянулся в струнку. Вот где спалился, гадёныш! Вполне военная выправка. Обучен. Молодец, дисциплина – это главное. Из брюссельского штаба позвонили?

Стало ясно, что я в плену у подставной террористической группы. Озадаченный очкарик пялился на меня и кивал головой. «Арабы» лениво сворачивали оборудование. Представление отменяется?

«Как-нибудь в следующий раз, мальчики. Приятного дня», – промычал я вслед удаляющимся палачам. Тот, что ходил с ножом, не выдержал. Вернулся и с разбега врезал носком армейского ботинка мне под дых.