4

— Мне нужно место.

— А мне нет? Мне нужно подключить Хартман.[37] Вы говорили консультанту, что не будете мешать.

Судебно-медицинский эксперт из южной части Глазго спорила с медсестрой ожогового отделения. Картонный ящик с оборудованием стоял на стуле в отделении реанимации королевской лечебницы в Глазго, из него высовывались запечатанные трубки и латексные перчатки. Медсестра периодически обходила его, двигаясь вокруг кровати, на которой неподвижно лежала Лекс: ноги перевязаны, сверху нависают мониторы, к катетеру на шее подсоединены три разные трубки.

— Что это там такое зеленое? — спросила врач, указывая на подсоединенную к катетеру емкость. — Вы ей что-то даете?

— Пропофол. — Медсестра прошла мимо нее. — Невропатолог не хочет, чтобы она двигалась. Хочет обеспечить полный покой до тех пор, пока не станет известно, какая опухоль образуется из-за этой черепно-мозговой травмы. А сейчас вы сами проверите у нее выход жидкости или доверите это мне?

— Я просто пытаюсь делать свое дело, — пробормотала врач и, наклонившись, достала из сумки запечатанную трубку.

Дансо наблюдал за происходящим из угла отдельной палаты — лицо серое, руки сложены на груди. Он попросил меня ненадолго уйти, но я отказался, сказав, что не оставлю Лекс, что бы ни случилось. Я сидел возле ширмы на шатком пластмассовом стуле и оцепенело наблюдал, как эксперт обследует вялые руки жены, тщательно скребет у нее под ногтями, запечатывает результаты в пробирки, снабжая каждую из них этикеткой с написанной на ней датой, проверяет время на стенных часах и подает пробирки Дансо. Было уже семь часов, день прошел как в тумане. Лекси осталась жива. Жива. Хотя никто не мог понять почему. Она должна была умереть — об этом мне постоянно твердили.

Я неловко повернулся, словно моя голова могла расколоться. Анджелина была здесь же, сидела в полуметре от меня, белая и потрясенная, и смотрела на меня немигающим взглядом. Я целый день с ней не разговаривал, даже не замечал ее присутствия.

— Поговори с ней, — сказал я. — Когда она очнется, скажи ей, что делать.

Анджелина раскрыла рот — внутри он был розовый. Казалось, что я смотрю кадры замедленной съемки.

— Что? — прошептала она. — Что вы сказали?

— Что делать, когда она… — Я замолчал и повернулся, чтобы снова посмотреть на Лекси.

Ее положили на темно-синий надувной матрац, который, вероятно, был предназначен для того, чтобы снять нагрузку с ожогов, тянувшихся вдоль тыльной стороны ног. В дыхательных путях было чисто, ожоги не опоясывали ноги полностью, и эксперт сочла это многообещающим. Тем не менее никто даже не пытался сделать вид, что удастся избежать шрамов. Они останутся с ней. Навсегда. Первый же парамедик,[38] прибывший в Лайтнинг-Три-Гроув, побледнел, когда увидел ее ожоги. Помню, как он пытался обмотать ее ноги полиэтиленовой пленкой, ответственный за место преступления кричал ему: «Скорее, скорее!», а по лицам присутствующих было ясно, что с этими ожогами мало что можно сделать.