Обернувшись, она увидела тех самых парней, которые днем встретились им на набережной. Оказывается, про тайный ход на танцы знали и они.
— Комсомолки, наверное, студентки — а лезете через забор! — сказал один из них с напускной серьезностью.
— И студентки, и комсомолки! — согласилась Зоя и первой проникла на танцплощадку. Следом пробралась Ира, а за ней и молодые люди.
Вскоре один из них пригласил Иру на медленный танец. Потом — еще на один, после которого представился: Борис.
После танцев Ира и Борис сидели на скамейке и болтали почти до часу ночи. Проводив девушек до дома, он предложил Ире встретиться на следующий день.
А еще через день Борис, мой будущий папа, сделал предложение Ирине — моей будущей маме.
И она его приняла!
Моя мама до сих пор не может логично объяснить, почему она сразу, почти не раздумывая, дала свое согласие на брак.
Родители к решению молодых людей отнеслись с понятным сомнением. Отец Бориса попросил привести эту московскую девушку к ним домой, где достаточно сурово расспросил о ее семье. Тогда же выяснилось, что родители Бориса — евреи, Иосиф Борисович и Рахиль Захаровна Невзлины, так же, как и мамины — Марк Исаакович и Евгения Семеновна Лейкины. Во многом благодаря этому обстоятельству лед в их отношении к Ире растаял довольно быстро.
Уже на следующий день Ирина позвонила в Москву и огорошила своих родителей неожиданным известием. Ее мама — Женя, моя будущая бабушка, — была взволнована. Крайне разнервничался и мамин папа — мой будущий дедушка Моня. Они поехали в Феодосию знакомиться с будущими родственниками. При встрече отцы перешли на идиш — на этом языке в те годы еще говорили евреи, родившиеся в начале XX века.
Скоро из разговора выяснилось, что оба родом из Беларуси, из еврейских местечек Иосиф — из Дубровно, а Марк — из Климовичей. Между ними и расстояние-то было невелико, чуть больше ста километров. Очень скоро эти земляки стали близкими друзьями.
Ирина Лейкина и Борис Невзлин получили родительское благословение. Молодой человек переехал в Москву, 28 сентября 1958 года они расписались в ЗАГСе[1], еще через неделю сыграли свадьбу.
А через год, 21 сентября 1959 года, в московском роддоме № 25 родился я.
Многие годы я рос и жил с ощущением, что я прежде всего — коренной москвич. Беларусь, где на протяжении веков жили мои предки, казалась далекой провинцией и особого интереса у меня не вызывала. Тем более что после войны там из родственников не осталось почти никого. Но сегодня благодаря исследованиям по истории Беларуси, и в первую очередь упомянутому двухтомнику «История семьи Леонида Невзлина», я гораздо лучше представляю себе жизнь моих предков и с удовольствием на примере одного местечка, из которого вышли Невзлины, расскажу об истории Дубровно.
Восточная Беларусь начиная со Средних веков была пограничной территорией: когда-то здесь сходились владения Великого княжества Литовского и Великого княжества Московского. В 1569 году Литва объединилась с Польшей в Речь Посполитую, а Московское княжество стало Московским царством, и вновь Восточная Беларусь оказалась меж двух держав. Во второй половине XVIII века три государства: Австрия, Пруссия и Россия — начали постепенный раздел территории Речи Посполитой между собой, и в 1772 году Восточная Беларусь вошла в состав Российской империи. При этом она оказалась на внутреннем рубеже между чертой оседлости, в пределах которой, согласно законодательству Российской империи, разрешалось жить евреям, и остальной Россией, закрытой для иудеев.
Евреи пришли в Восточную Беларусь достаточно поздно — примерно во второй половине XVI века. Вначале еврейские общины возникали в крупных городах: Витебске, Могилеве, Орше, Мстиславле, а в XVII веке стали появляться также в малых городах и местечках. Кстати, польское слово «мястечко», «miasteczko» («штетль» на идиш) буквально и означает «маленький городок».
Когда точно на левом берегу Днепра у впадения в него речки Дубровенки возникло «мое» местечко Дубровно (бел. Дуброуна), неизвестно. В начале XVI века великий князь Литовский Александр подарил местечко Дубровно с деревянным замком смоленскому воеводе Юрию Глебовичу, роду которого оно принадлежало до конца XVII века. В 1630 году его потомок Николай Глебович построил в местечке костел и монастырь бернардинцев.
Наиболее важным событием в истории Дубровно была осада местного замка русскими войсками в 1654 году. Тогда царь Алексей Михайлович поддержал восстание Богдана Хмельницкого, что привело к Русско-польской войне 1654–1667 годов. В самом начале войны, в июле 1654 года, русские войска осадили Дубровенский замок. Защитники упорно отбивались, и осаждавшие смогли его занять только через четыре месяца, после чего гарнизон и жители Дубровно были отправлены в Россию, а замок и местечко сожжены.
Московское царство не допускало в свои пределы некрещеных евреев, поэтому всех евреев-пленных, захваченных во время войны, заставляли креститься. Показательна судьба, например, местного еврея Якушки Яковлева, который перед высылкой в Москву вместе «з женишкою и з детишками и з невестками», всего 20 человек, был окрещен в русское православное христианство. И это было еще не самым плохим вариантом. Московские войска с крайним подозрением относились к евреям, оказавшимся на захваченной ими территории. Например, в 1655 году именно русские войска, а не казаки Богдана Хмельницкого вырезали все еврейское население Могилева.
По окончании войны в 1667 году Дубровно было возвращено Речи Посполитой, и, вероятно, тогда же в него вернулись евреи. Во всяком случае проезжавший спустя тридцать лет через местечко приближенный российского царя Петра I Петр Толстой в записках о поездке по Могилевскому краю писал про Дубровно: «В том же городе немало жидов пребывают домами».