- Неужели это все? Неужели это все? Неужели все? – повторяет как заведенный, плюхается на пуф, закрывает ладонями лицо и начинает … в голос рыдать.
Внутри щемит, где-то в глубине души мне жаль, что он так глупо растерял себя и самое ценное в жизни, но это уже не мои проблемы, а мужа. Бывшего мужа.
- Покинь мою квартиру, - реагирую равнодушно на его слезы. – Двадцать девятого жду в суде. И не нужно этих драм. Сколько уж я пережила истерик по твоей вине, тебе не снилось. Так что освободи мою квартиру и рыдай в коридоре, а лучше – на коленях своей любимой и единственной…
Как и советовал Филипп, я беру две недели отпуска и уезжаю с детьми за город. Еду не в свой дом, а снимаю, так как не желаю видеть бывшего супруга и снова участвовать в ненужных разговорах и разборках. За это время, как передает мне моя мать и Фил, Михаил обрывает все номера друзей, приезжает на работу, караулит меня у подъезда и пытается узнать хоть какую-то информацию о месте моего пребывания.
До развода остается совсем немного, и я рада, что выбираю для себя уединение, а не скандалы от мужа и его попытки меня вернуть. Размышляя о своем прошлом, осознаю, чтобы были годы, во время которых я была безумно счастлива с Михаилом, но это далеко в прошлом. После потери третьего ребенка во мне что-то надломилось. Где-то в глубине души я знала, что наш брак катится в пропасть, но кто желает признавать подобное?
Как бы я не пыталась стать для Миши лучшей, у него была СВОЯ женщина, та, кем он жил и горел. Так зачем же теперь эти попытки раздуть костер на угольках былого?
Двадцать девятого числа возвращаюсь в город, детей оставляю с матерью, так как меньше всего на свете мне хочется их травмировать и вмешивать в наши с Мишей разборки. Придет время и они все сами узнают и поймут. Я не стану никогда настраивать Пашу и Дашу против их родного отца, какую бы сильную боль он мне не причинил. Потому что это их отношения и только от Миши зависит его близость и взаимопонимание с детьми, которых он, по большому счету, тоже предал.
Настроение, как ни странно, у меня хорошее. Невозможно убиваться днями, вытравливая из себя жизнь. Да, мне больно, да, я пуста, но я должна жить дальше, верить людям, улыбаться солнцу и растить своих детей. Не собираюсь ломаться из-за предательства подлых людей, вариться в горе и искать ответ на вопрос - справедливо ли то, что жизнь со мной так поступила.
Она мудрая и, наверное, все случившееся должно было случиться. Для того, чтобы обрести что-то новое, нужно отказаться от старого. И я искренне хочу отрезать от себя любое общение с Мишей. Мне не нужна дружба с мужчиной, которого я хотела видеть в роли своего мужа до конца дней, которому рожала детей и была женой. Друзья это иное, да и не станет предатель товарищем, это даже абсурдно звучит.
По поводу недвижимости Миша договаривался через адвоката. По его решению он оставляет мне и дачу, и квартиру, и машину, не желая вступать в дележку. Общие деньги, которые хранились на наших счетах также оставляет детям. Хотя бы в этом я ему благодарна.
Что касается бизнеса, делить там особо нечего. У Михаила осталось лишь одно заведение, но в свете того, что произошло со всеми другими, и тем, что вся недвижимость и финансы остаются мне – решаю не претендовать. Это его труд, его детище, и, как ни крути, единственное, что у Миши осталось. Добивать лежачего я не желаю. Происходящее с ним, уже месть, мне даже не нужно ничего делать, чтобы причинить Мише боль.
В суд, как того и требуется, приезжаю к одиннадцати. Вижу Мишу и становится не по себе. Бледный, осунувшийся, с виноватыми глазами щенка. Жаль ли мне его? Жаль. Смогу ли простить? Никогда.
Он даже не подходит. Опустив глаза, выслушивает то, что нам зачитывают адвокаты, а затем судья.
Спустя час нас разводят. Мы выходим из суда, и я чувствую облегчение. Понимаю, что мне еще не скоро станет легко, что придется рыдать в подушку, прокручивать нашу жизнь в голове, искать причины его измен или своей неправоты, но это уже иная история. Потому что я свободна. Я удалила из своей жизни предателя. Хотя бы поэтому я дышу легко и пытаюсь держаться бодро. Шаг за шагом, и все наладится. Быть иначе просто не может.
Направляюсь к машине и слышу в спину голос Миши.
- Ань, - зовет негромко, - Анют!
Поворачиваюсь и жду, чего он хочет?
- Прости меня. Я очень сожалею о своих поступках, о подлости… - снова опускает глаза. – Наверное, я никогда не ценил тебя по-настоящему, не осознавал, что обладаю уникальной женщиной. Есть и есть, думал как-то так. Красивая, понимающая, добрая. Ко всему ведь привыкаешь, и я привык, что никуда не денешься и будешь всегда рядом, чтобы не натворил, - поднимает глаза. – Извини меня, Аня, и за грубость тоже, ведь я понимаю, твоей вины нет в измене, причины только во мне. Размышлял все эти недели, когда ты ушла от меня: обвинял тебя, себя, Олю, Филиппа, снова всех вокруг, но все же, стоит признать, и бизнес, и тебя, я потерял по своей вине. И мне очень жаль, что вернуть НАС уже невозможно. Но если бы ты могла дать мне…
- Нет, - перебиваю его. – Я не дам шанс. Не буду даже кокетничать и набивать себе цену. Хочу сказать честно, живи и строй новые планы, бизнес, может быть, новую семью. С тобой я никогда не буду. Как человек и мать твоих детей, я прощаю тебя, как женщина – никогда не прощу. Ты столько лет куролесил с Олей, задумайся, возможно, она та самая, твоя судьба и любовь, - отвечаю дрожащим голосом.
- С Олей ничего не будет. Эта была всепоглощающая страсть, дурман, но не любовь. Да и столько грязи вскрылось, наверное, в этом я даже могу тебя понять. От грязи хочется отмыться, поэтому с Ольгой история раз и навсегда закрыта, - уверяет Миша.