Было жутко представить, что её Маркин, известный в высоких кругах артист, исполнитель оригинальных номеров, добровольно идёт подставлять собственную голову под промозглый зимний ветер и дубинки тех, кто во все времена гонял интеллигенцию и передовой пролетариат по переулкам и подворотням бунтующих городов.
Лизонька на собственной кожице знала: каково это – попасть под горячую руку, служа естественным объектом внимания. С первым своим серьёзным ухажером – ударником в рок-группе – ей не раз приходилось переживать болезненные моменты. И хотя внезапно возникавшие меж ними потасовки были мимолётными и неизменно тонули в безумной страсти двух влюблённых сердец, втайне девушка мечтала об иной доле. Но тогда… тогда они были слишком юными и пылкими.
С Маркиным у Лизоньки всё складывалось по-иному. Она терпеливо сносила его выходки, закрывала глаза на безобидные чудачества, но никогда не позволяла зарождаться процессам, способным лишить благ, доставшихся ей ценой, о которой предпочитала не вспоминать.
Услышав от Иосифа слово «справедливость», она ойкнула и тут же призвала Грота, чтобы совместно навалиться на кормильца и отговорить его от опасной затеи.
– Лёсик, срочно приезжай. Я просто в шоке. Маркин решил идти в политику. Ты представляешь: сказал, что нужен протестному движению. Они ему уже и должность придумали в своём правительстве. Будет, говорит, реформировать нашу многострадальную культуру. Лёшенька, приезжай завтра пораньше… Прошу… Я не могу… мне уже… – и она захлюпала носом, чем сразу добилась согласия Грота быть в их доме уже с самого утра.
III
Талант Иосифа Маркина ценился в среде таможенных брокеров, работников дальних отделов внутренних дел, в закрытых женских клубах и элитных коттеджных посёлках. Но только дружба с реверсивной партией, которую с первого дня её основания возглавлял Гарик Леонтьевич Уссацкий, подогревало в артисте надежду, что однажды и его творчество вырвется из замызганных красных уголков, богато меблированных особняков, яхт, немноголюдных VIP-залов, обретёт, наконец, широкого зрителя.
На дворе уже был глубокий вечер, когда в «Артистическое агентство Маркина» позвонили из секретариата головной штаб-квартиры объединённого политсовета партии реверсивного движения и предложили маэстро встречу. Странным звонок никому не показался. Иосиф находился на короткой ноге с партийным костяком и мог побеспокоить личной просьбой любого из боссов. Общаться запросто с людьми из разных политических эшелонов Маркину позволяла его эмоциональная свобода и статус «изюминки» на самых разных сборных концертах. Способность артиста радовать партийный актив лёгким жанром неизменно пользовалась спросом под занавес очередных съездов, по случаю знаменательных дат, событий и юбилеев.
Маркину нравились неформальные отношения с реверсивной партией, руководство которой к тому же не скупилось на искусство. Даже после того, как любимец публики отдавал (по тайной договорённости) Митрофану Брунету, главному партийному идеологу, две трети своего гонорара, на руках у Иосифа оставалась сумма, позволявшая ещё долго спокойно дожидаться очередного слёта активистов.
Утром следующего дня маэстро уже сидел в приёмной председателя и развлекал шутками всеобщую любимицу партии, секретаршу Уссацкого, Оксану. Пухленькая, отзывчивая на любые просьбы девушка была рада артисту. Она во все глаза таращилась на него, временами прыскала от смеха, и, чтобы веселье на рабочем месте казалось не очень бросающимся в глаза, прикрывала лицо сводным отчетом о работе региональных партийных ячеек. Время от времени Оксана кокетливо повторяла:
– Ну вас, Иосиф Богданович…
На шум, в приёмную заглянул Митрофан Брунет.
– Опять бардак развели. Веселитесь? – неодобрительно заметил главный идеолог.
– Да нет, товарищ Брунет, – оправдывалась девушка, – товарищ Маркин рассказывает о случаях на концертах. Люди, оказывается, такие странные бывают… я валяюсь, – и она опять, поперхнувшись смехом, прикрыла лицо спасительным отчетом.
– Вот-вот. Я и говорю – веселитесь. Как дети, честное слово!
– Извините, Митрофан Дадашевич. Вырвалось. Я тут вам материалы распечатала.
– Вы бы лучше, Иосиф, рассказали нашим коллегам что в мире происходит, – с плохо скрываемой укоризной заметил Брунет и не стал брать из рук Оксаны предназначенные ему бумаги. – За партийными делами они у нас света белого не видят. Карелию за заграницу считают, а про Адыгею-то я уже вообще, как говорится, молчу: не слыхали-с. Катастрофически отстаём от реалий жизни. Беда. До слёз беда.
– Что ж рассказать-то? – на секунду задумался Иосиф. – Ну вот, например, по основным новостям передали: житель африканской саванны поперхнулся косточкой редкого плода и умер, не приходя в сознание. Но самое интересное, говорят, что растение это – культовое и занесено в какие-то там анналы. Мужик хотел подправить свою – я извиняюсь, Оксаночка, – потенцию, но вместо этого и сам погиб, и, как оказалось, варварски истребил растение. Сейчас в стране ждут волнений племён, что поклоняются духу плода. Забыл, как называется этот фрукт, но у меня записано.
– Жуть. Сволочь какая, – воскликнула в испуге Оксана и с тревогой посмотрела на Брунета.
– У них там, в африках, порядка никогда не было, – подхватил тему идеолог. – Сегодня только наша партия способна защитить и флору, и фауну одновременно, системно ответить на любой вызов. Мы как раз сейчас, товарищ Маркин, разворачиваем необходимую работу в регионах…