В письме было что-то еще, но Мехрунисса с трудом могла переварить то, что успела прочитать. Ее отец, Гияз-бек, который верой и правдой служил Акбару, а потом Джахангиру на протяжении двух десятилетий, арестован за участие в заговоре против падишаха… Это невероятно. На мгновение она подумала, что все еще спит и это какой-то жуткий ночной кошмар, но тонкое жужжание москитов, раздававшееся где-то поблизости, и резкий мускусный запах духов, которыми всегда пользовалась Надия, были вполне реальными.
– Что там? Надеюсь, ничего страшного? – спросила служанка, блестя глазами.
– Семейные дела. Ты можешь идти, но оставь мне лампу, чтобы у меня был свет для чтения.
Убедившись, что Надия ушла, Мехрунисса отбросила назад свои длинные волосы и еще раз посмотрела на письмо Арджуманд. Кровь застыла у нее в жилах, когда она наконец поняла его значение. Жизнь ее отца под угрозой, а вся их семья на пороге бесчестия. Теперь сама мысль о женитьбе шахзаде Хуррама на Арджуманд могла вызвать лишь смех, а ее собственные мечты… Какое-то время она испуганно смотрела на развевающиеся парчовые занавеси на дверях, в любой момент ожидая, что тонкая материя будет отброшена в сторону и явятся евнухи, вместе с охраной гарема, чтобы арестовать и ее.
Она должна сохранять спокойствие. Крепко сжав записку Арджуманд в руках, Мехрунисса стала читать дальше:
Под запиской было нацарапано: «
Мехрунисса встала с кровати и, аккуратно сложив записку, положила ее на столик рядом с лампой. Потом подошла к окну и оперлась руками о все еще теплый подоконник из песчаника. Внизу вдова увидела фигуры двух охранниц, которые патрулировали внутренний двор гарема – их фонари, сделанные из пропитанных смолой лохмотьев, отбрасывали пляшущие тени. Она услышала, как где-то рядом дворцовый хранитель времени, гарияли, отсчитывает часы – один… два… три… А взглянув вверх, на небо, женщина увидела на нем россыпь созвездий на фоне черных глубин, и каким-то образом красота этих звезд, таких далеких от земных проблем, дала ей силы, успокоила ее и помогла ей сосредоточиться.
Ее отец, Гияз-бек, человек чести и безраздельно преданный падишаху, ни в чем не виновен, в этом она уверена. Любые обвинения в его адрес – это результат недопонимания или зависти. А вот как быть с братом, с Мир-ханом?.. В нем она не была так уверена. Они вместе выросли в Кабуле. Мехрунисса всегда знала, что ему не хватает ее умственных способностей, или способностей Асаф-хана, или той внутренней силы, которой обладали они оба. Мир-хан был человеком тщеславным и не понимал своих недостатков. Она прекрасно знала, что им легко манипулировать. Время от времени, когда они были еще детьми, Мехрунисса сама подговаривала его совершить что-нибудь в свою пользу, а не в его. Она все еще краснела, когда вспоминала, как однажды подговорила его залезть на гнилую ветвь абрикосового дерева, чтобы собрать для нее фрукты. Ветка сломалась, и брат свалился на землю…
Но это было давно. Мир-хану следовало бы набраться ума и осторожности, но продвижение по службе, которое пришло к Асаф-хану в столь раннем возрасте, для него оказалось недостижимым. Могли ли разочарование, зависть к успехам старшего брата или сладкие обещания заставить его принять участие в каком-нибудь диком мероприятии? Этого Мехрунисса не знала. Ее младший брат мог быть таким же невиновным, как и Гияз-бек. Она не торопилась бы с его оценкой. Сейчас самое главное – сохранить холодную голову и решить, что делать дальше. Судьба ее семьи и ее собственная судьба – и даже их жизни – висят сейчас на волоске. Торопиться не надо, но и бездействие может оказаться фатальным…
Она может написать Асаф-хану в Дели. Но он почти наверняка уже знает о том, что произошло, и сейчас галопом мчится в Агру. Вместе они смогут решить, как спасти семью. А может быть, его тоже обвинили в участии в заговоре и сейчас он уже под стражей?.. Нет, она не может ждать, пока ей станет известна судьба Асаф-хана. Она, и только она, должна действовать немедленно.
После часа бесцельного хождения по своей небольшой комнате, когда на горизонте уже появились первые, еще бледные, лучи восходящего солнца, Мехрунисса села, скрестив ноги, перед письменным столом. Опустив перо в чернильницу из зеленого оникса – подарок ее отца, – она написала короткую записку Арджуманд:
Закончив писать, женщина посыпала лист бумаги песком, чтобы высохли чернила, сложила его и, нагрев палочку сургуча, капнула на письмо, запечатав его своей собственной печатью, которой многие годы пользовались ее предки в Персии и на которой был вырезан орел. Она редко пользовалась этой печатью, но сейчас выбрала именно ее, потому что вид надменного орла напоминал ей о долгой и славной истории ее семьи и давал ей смелость для того, чтобы сделать следующий шаг, который она уже обдумала, но о котором ничего не сообщила Арджуманд.
Еще раз обмакнув перо в чернильницу, вдова начала свое письмо к Джахангиру:
И вновь она сложила лист и потянулась за сургучом, который через несколько мгновений закапал на бумагу кроваво-красными каплями.
День тянется удивительно медленно. Скоро наступят сумерки. Теперь все уже знают о происшедшем, размышляла Мехрунисса. Фатима-Бегум не посылала за ней. Более того, никто и близко не подходил к ней, даже вечно любопытная Надия. Они, должно быть, боятся заразиться, подойдя слишком близко к члену семьи Гияз-бека, но ей было все равно. Прошло уже больше двенадцати часов с того момента, как она послала письмо Джахангиру, подкупив золотом служанку и велев ей передать письмо прямо в руки слуге Маджид-хана, визиря Джахангира, предупредив того о том, что это письмо от дочери Гияз-бека. Из того, что Мехрунисса о нем знала, следовало, что Маджид-хан был справедливым человеком, который в последние месяцы регулярно посещал ее отца, – но, может быть, сейчас он тоже захочет дистанцироваться от Гияз-бека. Она представила себе, как визирь подносит письмо к пламени свечи и сжигает ее последнюю надежду…
– Немедленно следуй за мной.