Так и вышло: оставив коня слуге, я неторопливо бродил по рядам, прислушиваясь к разговорам и сам охотно вступая в беседы. Уже через полчаса мне удалось узнать, что Фергия действительно не сидела без дела: за прошедший месяц она успела найти пропавшие сбережения богатой вдовы – та просто позабыла, куда спрятала мешочек с золотом, раскрыть кражу в доме солидного шодана – одна шуудэ стащила самоцветную брошь у жены хозяина, а свалила на свою соперницу… И так далее, и тому подобное.

Я даже удивился немного: с чего это вдруг Фергию начали приглашать в приличные дома? К ней не очень-то охотно шли за помощью, не привыкли еще к колдунье, живущей поблизости. Тут я хлопнул себя по лбу и обругал дураком: ну конечно же, наверняка кто-то слышал или даже видел, как сыновья рашудана и советник Ларсий ездили в Проклятый оазис! Да что там, кто-нибудь из их свиты мог проговориться, а скорее всего, сделал это Ургуш, слуга Фергии. А еще, подозреваю, она сама велела ему распространять слухи… Что ж, дутая репутация – тоже репутация, так, кажется, она однажды выразилась?

Вдобавок начальник городской стражи, Даллаль, оказывает Фергии недвусмысленные знаки внимания, и это не то чтобы делает ее достойной особой в глазах обывателей, но тоже работает на репутацию. Разве стал бы такой важный шодан привечать шарлатанку? Или хуже того, злую чародейку? Ну разве только она его самого околдовала… О такой возможности, уверен, велись жаркие споры в ойфанах!

Словом, Фергия весьма грамотно использовала людскую молву, чтобы привлекать к себе внимание. Интересно, где она этому научилась и у кого? Я подозревал – у своего прадеда. Вроде бы Флоссия упоминала, что он когда-то любил бывать при арастенском дворе и недурно разбирался во всевозможных интригах, да и теперь не растерял ни чутья, ни опыта. Очевидно, этим правнучка удалась в него, либо же старик просто хорошо ее выдрессировал…

– Вейриш-шодан! – отвлек меня от раздумий знакомый голос. – Давно тебя не было видно! Уж не захворал ли?

– С чего бы мне хворать, Итиш-шодан? – улыбнулся я, подходя поближе.

– Мало ли… День не видать, два, неделю, месяц, – покачал головой торговец. – Тут поневоле всякое подумаешь. А уж как вспомнишь, что ты с колдуньей из Проклятого оазиса якшаешься, такое в голову взбредет – аж борода поседеет!

– Выброси бредни из головы, – посоветовал я, – а то, говорят, если слишком много думать, рано состаришься. А ты еще хоть куда!

– Пожалуй, так, шодан, – приосанился Итиш, а я не удержался и спросил:

– А как твои ковры? Сумел ты найти того, кто их испортил?

Итиш выразительно взялся обеими руками за голову, вернее, за небрежно намотанный тарбан, воздел глаза к небу, потом полез под прилавок и выудил целую кипу разномастных мятых листков, исписанных и исчерканных вдоль и поперек, заляпанных ойфом, густо-красной подливой, должно быть, из плодов гарна, и маслом.

– Вот! – потряс он этими записками у меня перед носом. – Вот сколько я всего узнал, Вейриш-шодан, да только не тайну тех ковров, будь они неладны…

– А что это? – Я отвел его руку от своего лица.

– О! – Итиш хлопнул записи на прилавок, выудил несколько листков, остальные придавил собственной туфлей, чтобы не разлетелись от ветра, и сказал: – Вот я узнал, кто подворовывает у моего брата-красильщика. Мы-то думали – торговец нас обманывает и подсовывает плохую краску, купили у другого – и опять то же самое! Линяют ковры, и все тут! А оказалось, это один работник ворует и продает на сторону. Конечно, если сделать красящий раствор недостаточной крепости, то он держаться не будет!

Я уважительно покачал головой, выражая восхищение его сыщицкими талантами, а Итиш перевел дыхание и продолжил:

– А еще я узнал, что жена моего троюродного племянника ему изменяет. И с кем!

– С кем? – тут же спросил какой-то любопытный, остановившийся послушать.

– С его братом! Они близнецы, – пояснил Итиш, – поэтому Аташ мне не поверил. Сказал, все вранье. Видели его, а решили, что это Уташ. Но у меня есть доказательства! И свидетели! Сам посуди, шодан, если Аташ был в отъезде, то как же столько людей могли его видеть с женой?

– И что случилось? – спросил я, преисполнившись самых худших предчувствий.

Супружеские измены в Адмаре обычно строго караются, особенно если уличат женщину. Мужчине-то ничего не сделают, если он ходит к шуадэ от надоевшей супруги. Правда, если он соблазнит чужую жену или проберется к шуудэ, а обиженный муж и хозяин окажется достаточно влиятельным и богатым, тут уж виновного могут и выпороть кнутом на площади, и отрубить что-нибудь ненужное, как повезет. Ну а женщину, изменившую мужу, ждет позор, и даже если он простит ее и позволит остаться в доме, она вряд ли скоро рискнет показаться на улице – соседи заклюют, а могут и камнями забросать. И это еще в лучшем случае: чаще всего изменниц выгоняют прочь, и они оседают в Нижнем городе, торгуя собой за еду. Шуудэ – тех продают, конечно, не терять же деньги…