Палка — это символ безопасности Фабрики. Замкнутая в неподвижности, нога моего отца предоставила мне убежище в теплом пространстве чердака, среди ненужных вещей и мусора наверху дома, там, где движется пыль, солнечный свет падает косыми лучами и там, где затаилась Фабрика — молчаливая, живая и неподвижная.

Отец не может вскарабкаться по узкой лестнице с верхнего этажа дома, да даже если бы и мог, то он был бы неспособен перейти с лестницы на чердак, для этого нужно изогнуться из-за трубы камина.

Поэтому чердак принадлежит мне.

Я полагаю, моему отцу около сорока пяти, хотя иногда он выглядит гораздо старше, а иногда я думаю, он может быть немного младше. Он не скажет мне свой настоящий возраст, поэтому по моей оценке ему сорок пять, если судить по его внешнему виду.

— Какая высота стола? — внезапно спросил он, только я собрался пойти к хлебнице за куском хлеба вытереть мою тарелку. Я обернулся и посмотрел на него, не понимая, почему он задал такой простой вопрос:

— Тридцать дюймов, — сказал я и взял корку из хлебницы.

— Неправильно, — сказал он с довольной улыбкой. — Два фута и шесть дюймов «В футе двенадцать дюймов. — Здесь и далее прим. переводчика».

Я нахмурился и потряс головой, вытер коричневый ободок супа с тарелки. Было время, когда я по-настоящему боялся таких идиотских вопросов, но теперь я знал высоту, ширину, длину, площадь и объем почти любой части дома и всего, что в нем находится и научился не обращать внимание на одержимость отца. Иногда становится стыдно, например, когда у нас гости, даже если они наши родственники и должны знать, чего можно ожидать. Представляю их, сидящих скорее всего в столовой и думающих о том, собирается ли отец дать им хоть чего-нибудь поесть или он ограничится импровизированной лекцией о раке прямой кишки или глистах, а тут отец подсаживается к кому-нибудь, оглядывается по сторонам, чтобы убедиться во всеобщем внимании, а потом заговорщицким театральным шепотом говорит:

— Видите эту дверь? Она восемьдесят пять дюймов по диагонали, — потом он подмигивает и уходит или отодвигается на свое место с невозмутимым видом.

С тех пор как я себя помню, в доме всегда было полно самоклеющихся кусочков белой бумаги, покрытых аккуратными надписями черной шариковой ручкой. Прикрепленные к ножкам стульев, краям ковриков, дну кувшинов, антеннам радио, дверям шкафов, изголовьям кроватей, экранам телевизоров, ручкам кастрюль и сковородок, они сообщают цифру, соответствующую части объекта, к которому прикреплены. Даже к листьям растений прикреплены бумажки, подписанные карандашом. Однажды, когда я был еще маленьким, я обошел весь дом, обрывая стикеры; я получил ремнем и два дня был под арестом в своей комнате. Позже отец решил, что мне для формирования характера было бы полезным знать все эти цифры и потому мне пришлось часами сидеть над Книгой Измерений (огромной штукой с отдельными листами, на которых информация с маленьких стикеров была аккуратно сгруппирована соответственно комнате и категории объекта) или ходить по дому с блокнотом и делать собственные записи. Все это было дополнительно к обычным урокам по математике, истории и так далее, которые поводил со мной отец. Это не оставляло времени на игры, и я сильно не любил учить все эти цифры. В то время была Война, кажется, между Мидиями и Мертвыми Мухами, и пока я сидел в библиотеке, уставясь в книгу и пытаясь держать глаза открытыми, запоминая чертовски глупую Имперскую систему измерений, холодный ветер нес мои армии мух над половиной острова, а море сначала затапливало раковины мидий, а затем покрывало их песком. К счастью, отец утомился от своего грандиозного плана и удовлетворился внезапными вопросами относительно вместимости в пинтах подставки для зонтов или общей площади в акрах всех висящих в доме занавесок.

— Я больше не буду отвечать на твои вопросы, — сказал ему я, относя тарелку в раковину. — Нам давно нужно было перейти на Метрическую систему.

Отец хмыкнул и осушил свой стакан:

— Гектары и тому подобная чушь. Ни в коем случае. Основано на величине земного шара. Ты и сам знаешь, какой это все нонсенс.

Я вздохнул и взял яблоко из миски на подоконнике. Отец однажды убедил меня в том, что земля имеет форму ленты Мебиуса, а не шара. Он по-прежнему настаивает на своей убежденности и с большой помпой отправляет рукопись в лондонское издательство, пытаясь заставить их опубликовать книгу с подробным изложением своих взглядов, но я знаю, что он опять развлекается и получает удовольствие от своего ошеломленного неверия и справедливого гнева, когда рукопись возвращают. Это происходит в среднем раз в три месяца, и сомневаюсь, что жизнь доставляла бы ему столько удовольствия без такого рода ритуала. В любом случае, это одни из его аргументов против перевода его глупых измерений в метрическую систему, хотя на самом деле он просто ленится.

— Что ты делал сегодня? — он уставился на меня, перекатывая стакан по деревянной крышке стола.

Я пожал плечами:

— Гулял по острову и все такое.

— Опять строил дамбы? — Он презрительно улыбнулся.

— Нет, — уверенно сказал я. — Не сегодня.

— Надеюсь, ты не убил никаких божьих тварей.