– И это вызывает у вас грусть?! Молодость – лучшее, что нам дано. Когда ничего еще всерьез не давит.
– Я понимаю это. Многие ругают молодость за мнимое отсутствие мудрости…
– Отсутствие мудрости в них самих. Люди слишком часто выдают чужие мысли за собственные. И слишком часто переоценивают дурацкий опыт, выросший из того, что они не умели жить. Мудрость – это особенный взгляд, проникающий и учащий видеть, а не только смотреть. Лучшее мы создаем именно в юности – себя, свое восприятие мира. Главное не утерять то, что с таким трудом выстраивалось. Я вообще не хочу стареть. Я боюсь забыть.
– Забыть что?
– То, как я вижу сейчас.
– Видите?..
– Чувствую, воспринимаю… Знаете, когда вы здоровы, а потом вдруг заболеваете простудой… Насколько все кажется отвратительным, даже у кофе не тот вкус.
– Понимаю…
– Ну вот. Я и не хочу болеть. Никогда. Не хочу забывать.
– Ведите дневник.
– Куда же без него. Все равно бумага не передает то, как мы ловим… Как пропускаем жизнь через себя. И как обречены на забывание.
Михаил умолк. Разговоры с Татьяной чаще всего сводились к делам имения и обсуждениям каждодневных событий. Порой с ней было интересно, даже забавно, но он давно уже не очаровывался ей настолько, что забывал, где находится. Он был не их тех, кто способен перетерпеть семейную несовместимость, растворяясь в обилии светских связей. Вера же, непозволительно юная, тащила его куда-то гораздо глубже…
– Вы придете на ужин сегодня? – неожиданно спросила Вера, как будто спускаясь обратно.
– Я… постараюсь, – ответил он не сразу, вглядываясь в ее воздушные глаза.
Поэтизировать женщину и одновременно желать ее… Говорить с ней, да так, чтобы откликалось что-то искреннее и естественное в душе. Это было для Михаила в новинку. Это словно говорило ему, что не все еще кончено для него в вечном человеческом стремлении найти кого-то, чтобы больше не притворяться.
13
Стерилизованная среда, в которой выросла Вера, алкала настоящую жизнь, знатоком которой казалась Поля. Поэтому Вера обожала вечерами увязаться за сестрой и натолкнуть ее на разговор, больше похожий на монолог, если удавалось поймать Полю в урагане знакомств и лекций. Это было не сложно, потому что Полина слишком любила слушать себя. Нужен был лишь молчаливый вниматель, чтобы оправдать это.
Была Вера не так от природы обаятельна, как ее сестра, более проста и… честна в своих манерах (несмотря на то, что нарочитую честность Полина почти сделала своим кредо), но с успехом сделала себя изящной, стройной и жизнерадостной. Хотя никто не говорил Вере, когда та была ребенком, что она толста и угловата. То, что было завоевано ей, она ценила куда больше, чем Полина, которой без усилий досталась миловидность. Вера даже думала, что ей в какой-то мере повезло – будь она девочкой с кукольной внешностью, только ее бы и ценила в себе.
– Мы лишь поколение бездельников, пустоцветов, жирующих за счет других и их же еще и презирающих. Они без нас проживут. Мы без них – ни дня.
Вера внимала этим обличениям с влюбленными глазами.