Если по воле рока ты оказался в чужом мире, будь осторожен, ибо разницу менталитетов никто не отменял. Другой мир — это даже хуже, чем эмиграция. Но что не убивает тебя, то делает сильнее. Послезнание развития техники становится не только благом, но и проклятием, привлекая внимание сильных мира того. И еще на ногах веригами повисла любимая жена с грудным ребенком. А вокруг война, которую историки потом назовут мировой.
Поняв, что прогресс возможен только на основе реально существующих технологий и имеющейся квалификации туземных специалистов, Савва Кобчик не только патентует вещи «из будущего», но и окружает себя энтузиастами, которых достаточно «опылять» проверенными временем идеями и уводить от тупиковых решений — остальное они сделают сами.
За создание первого в этом мире пулемета на автоматическом принципе Савва становится бароном, но никак не своим среди местной аристократии, для которой он выскочка, парвеню и нувориш. А влетев с самое кубло политических интриг, находит свое спасение только на фронте, на самой передовой. В сконструированном самим же бронепоезде.
V 1.0 — создание файла
Дмитрий Старицкий
ОРУЖЕЙНЫЙ БАРОН
1
Когда к горцам приезжает на побывку родня из других мест на месяц, то ее две недели встречают и две недели провожают, не вставая из-за стола. Пока всех не обойдут, не успокоятся. Но только не весной и не осенью. Сев и сбор урожая — вещи более святые, нежели ублажение сродников. В это время любого приблудного родственника моментально припашут, как бы его ни уважали.
Посему за накрытым в саду столом мы гуляли только один вечер. Но гуляли все, вместе с извозчиком, который привез меня сюда с вокзала. Выпивка с нас, закусь с хозяев.
После первой рюмки на меня нахлынули воспоминания. Места навеяли забытые мысли о том, как я ненароком попал сюда. Сюда — это на гору Бадон, что в Реции, марке большой серединной империи. Гору, на которой я появился в этом мире столь обыденно и просто. Пошел в подмосковном лесу грибы собирать. Наклонился за подберезовиком, разогнулся, и здрасьте-пожалста… вы находитесь в совсем другом месте. И даже не на Земле. Спасибо, приютила меня семья кузнеца Оле, а то даже не знаю, что бы со мной тут случилось без знания местных языков вообще.
И первой, кого я тут встретил, была Элика. С козой…
С тех пор на хуторе двоих уже похоронили.
И один народился.
Кузнец Оле, у которого я трудился подмастерьем-молотобойцем, меня и наладил отсюда в армию, когда заметил женский интерес ко мне своей подросшей племянницы. «Опоздал тогда кузнец…» — ухмыльнулся я чему-то своему, поднимая очередной стакан под здравицу в мою честь. Но настроение у меня от этой мысли поднялось.
В отличие от Оленых сыновей Элика сидела со всеми за столом — мать уже! Считай, взрослая. Рядом со мной угнездилась, но к вину не притрагивалась. А то как же? Она мать кормящая. Ей, пока сына от груди не отнимет, ничего, кроме воды и молока, не положено даже в рот брать. С этим в горах строго.
А ребенок в сторонке на лавочке сидит на руках у няньки — наемной девицы шестнадцати лет, блондинки невзрачной внешности. Нянька и заодно юной матери подружка, чтобы не скучала. Эту за стол не сажают по малолетству, хотя Элике она ровесница, но девица еще.
Элика, уверившись и утвердившись в своем новом статусе матери законного ребенка — как же, отец его на руки взял, признал! — несколько осмелела и все пыталась у меня что-то тишком выспрашивать.
— Потом, все потом, — дал я ей укорот, любуясь ее красивым лицом. — Имей, женщина, терпение.
И она от меня отстала. Но, думаю, только до ночи… Как только все спать наладятся… Женское любопытство, оно такое… Сильнее кошачьего.
Извозчик, как и обещал, деньги с нас брать отказался. И я, прощаясь, подарил ему новенький длинный штык-нож старого образца — с пилой на обухе, и наказал пригнать на хутор упряжку волов с плугом за отдельную плату. Очень мне не хотелось с тяпкой на поле весь отпуск надрываться, но никуда не денешься: весенний день год кормит. А на хуторе всего две пары мужских рук. Это если меня не считать с денщиком.
Возница уехал пьяненький и довольный. Угостили. Клинок подарили. Уважили.