– Да, не меньше. Я еще тогда только начинал на гитаре бренчать.
– Это вы бросьте – бренчать! Я всегда вашей маме говорил, что вы талант. Кстати, как она?
– Все в порядке, жива и здорова. Не работает уже, правда, я помогаю.
– Это замечательно! Помню ее бутербродики с колбаской да со сливочным маслицем из «Елисеевского». Впрочем, если бы она… я ее бы здесь нашел. Хотя тут у нас такое перенаселение!
– Я это уже понял. Николай Александрович, а вы снова играете?
– Да, Сашенька, играю! И рука совершенно не болит! – он покрутил кистью, прыгнул за инструмент и обрушил на Ника водопад созвучий.
– Тут у меня так Шопен хорошо пошел – прямо на ура! Я ведь имел честь с ним познакомиться и даже послушать его игру. Честно говоря, играет-то он не очень, явные проблемы с техникой! Нас получше учили! – Живоедов подмигнул Нику и стал совершенно таким, каким его Ник знал раньше. – Я даже в студенчестве не получал такого удовольствия от музыки. Хотя… – тень пробежала по лицу Живоедова.
– Что такое, Николай Александрович? Что-то не так?
– Знаете, Саша… тут, конечно, замечательно. Я не ожидал, что после смерти будет все так здорово.
– Ну да, я сам обалдел! Такси-бегемот, люди из разных времен – рыцари, сикхи. А сюда – вы не поверите, но меня привез живой диван по имени Вольф!
– Да, здесь чудес полно. Одно из них – перед вами. Инвалид-настройщик, к тому же пьяница, здесь, в Нижнем мире, делает прекрасную карьеру, концертирует. Что еще можно пожелать? – тут он отвел глаза в сторону и неожиданно застенчиво поковырял длинным пальцем обивку. – Скажите, а у вас с собой… Вы ничего не захватили оттуда? – Он перешел на шепот: – Я бы за чекушечку от вашей маман отдал бы все, что имею…
– А зачем вам, Николай Александрович?
– Знаете, Сашенька, тут ведь все не совсем так лучезарно. Вроде бы все настоящее, а приглядишься – имитация, суррогат. Еда вкусная – но не как на Земле, запахи – вялые, цвет – точно осыпается на глазах. Да и музыка – я же понимаю, что здесь эмоций и чувств нет почти что, – он совсем затих. – Жаловаться грех, конечно. Мы все в одинаковом положении тут. Как-то раз… – Живоедов настороженно огляделся по сторонам и продолжил: – у Сергея Васильевича, у Рахманинова – мы тут сдружились очень – гости были. И он под большим секретом меня угостил глоточком вина оттуда, из Живого мира. Это было что-то невероятное, Саша! Я снова себя живым почувствовал. Рука, зараза, правда, опять слушаться перестала, и водки хотелось по-страшному, но зато это была настоящая жизнь! Будто зажглось все вокруг, забурлило, как раньше бывало. А потом все кончилось…
– Николай Александрович, для вас найдется. Я тут не один, с товарищем. Он опытный, вот и захватил кое-что, – Ник задумался. – Знаете, а я не замечаю ничего такого. И краски, и цвета, и животные с растениями – все очень ярко и красиво.
– Да, со стороны, наверное, все отлично. Этот мир – реализация того, что каждому местному жителю не удалось сделать там, в Живом. Все эти чудеса, животные или летательные аппараты – плод чьей-то фантазии. Так что еще раз – ничему не удивляйтесь!
– Я уже привык, кажется, и предполагал, что тут все не просто так. Скажите, маэстро, а как вы видите, что я живой?
– Саша, дорогой, тут ведь и слепой разглядит! Вы же светитесь. Вот тут, – Живоедов вскочил и обвел своими ручищами вокруг головы Ника, словно обнимая большой круг. – Это всем заметно, видимо, кроме вас.
– То есть мне тут у вас не скрыться? – Ник засмеялся.
– Никак! Исключено! – Живоедов тоже широко улыбнулся: – Мы тут все не по своей воле, а вас, Сашенька, что сюда привело? Осмелюсь предположить, что живой человек в уме и здравии вряд ли соберется в подземное царство Аида, не так ли?
– Да есть одно дельце… долго рассказывать, – Ник пошарил по карманам в поисках сигарет. – Я, собственно, для этого вас и разыскивал.