Я прибыл на Спесь в сезон Бездействия в 240.М41, как утверждал Имперский сидерический календарь, в поисках рецидивиста Мурдина Эйклона. Бездействие длится одиннадцать из двадцати девяти месяцев лунного года Спеси, и единственные, кто подает признаки жизни в это время, — это облаченные в теплые одеяния хранители со своими светящимися посохами, патрулирующие окрестности гробниц гибернации.

Внутри этих холодных мавзолеев, выстроенных из темного базальта и керамита, спят вельможи Спеси и видят сны об Оттепели — сезоне между Бездействием и Живительностью.

Сам воздух был ледяным. Инкрустированные изморозью гробницы и покрытая толстой коркой льда, лишенная каких-либо примет земля. Над головой, в бесконечной ночи, мерцали звезды. Одна из них являла собой солнце Спеси, столь далекое в это время. Только с приходом Оттепели планета вернется в теплые объятия своей звезды, и тогда ее солнце станет пылающим шаром. А пока это только светящаяся пылинка.

Когда мой боевой катер опустился на посадочную площадку в Долине Гробниц, я натянул облегающий комбинезон с внутренним подогревом и закутался в накидку, защищающую от этой отвратительной погоды. Но тем не менее смертельный холод все равно впился в меня. Глаза заслезились, и слезы тут же стали превращаться в ледяные бусины на ресницах и щеках. Я вспомнил краткий доклад о местных условиях, подготовленный моим архивистом, и быстро опустил забрало шлема. Озноб почему-то стал сильнее, когда теплый воздух начал циркулировать под пластиковой маской.

Хранители, извещенные о моем прибытии через астропатов, ожидали меня у посадочной площадки. Они почтительно склонили свои светящиеся посохи, и в этой морозной ночи было видно, как от их плащей поднимается пар. Я кивнул им, показывая главному знак, подтверждающий мои полномочия. Нас ожидал айсмобиль — окрашенная в цвет ржавчины двадцатиметровая стрела, покоящаяся на полозьях и шипованных гусеницах.

Машина помчала меня от посадочной площадки, позади остались мигающие сигнальные огни и мой боевой катер, похожий очертаниями на кинжал.

Зубчатые гусеницы поднимали за нами буранчики мерзлого снега. Фары освещали небольшое белое пятно, окруженное непроницаемой стеной черноты. Вместе с Лорес Виббен и тремя хранителями я ехал в кабине, озаряемой только янтарным свечением приборов на панели управления. Обогреватели, встроенные в кожаные сиденья, выдыхали теплый затхлый воздух.

Хранитель передал Виббен информационный планшет. Она мельком взглянула на него и отдала мне. Я сообразил, что забрало моего шлема все еще опущено. Я поднял его и принялся шарить по карманам в поисках очков.

Виббен с улыбкой вытащила их из кармана своего облегающего плотного комбинезона. Я благодарно кивнул, водрузил их на нос и приступил к чтению.

Когда айсмобиль остановился, я как раз вызвал на экран последние страницы текста.

— Молитвенник Два-Двенадцать, — объявил один из хранителей.

Мы вышли из машины, снова опустив забрала.

Морозные хлопья кружились в обступающей нас темноте и искрились в свете фар айсмобиля, сверкая подобно драгоценным камням. Я знал, что меня ждет куда более жестокий холод. И, во имя милосердия Императора, не хотелось мне снова испытать его. Мороз кусался, обжигал, горчил на языке. Каждый сустав моего тела протестующе скрипел.

Тело и сознание словно медленно цепенели.

И это было нехорошо.

Молитвенник Два-Двенадцать являл собой мавзолей гибернации в западном конце огромной Имперской Авеню. В нем размещалось двенадцать тысяч сто сорок два члена правящей элиты Спеси.