“За нами отныне очень пристально наблюдают”, — наконец ответил я. — “Нужно объяснять, что это означает?”
“Избавь от подробностей, я поняла”.
“Просто прикидывайся дурой, веди себя так, словно ничего не вспомнила — и пронесет. А со временем это забудется”, — успокаивал ее я.
“Не забудется”, — печально усмехнулась Грасс. — “Это Аудиториум, Соколов. То, что они заменили мне воспоминания, не отменяет того, что я сделала. А это означает, что однажды, когда Аудиториуму понадобится моя помощь, мои связи или мое еще что-нибудь, они напомнят о моем поступке. Не сомневайся, с них станется”.
“Значит сделай все так, чтобы они как можно реже о тебе вспоминали”, — ответил я.
“Боюсь, отныне это не от меня зависит”, — грустно ответила Грасс.
Я закрыл глаза, но сон как рукой сняло. Взглянул на часы и внезапно понял, что мы проговорили добрых два часа. Все же требовалось немного поспать. Вроде бы все важное решили, Аня, судя по ответам, собиралась проявить благоразумие. А большего я отсюда сделать не мог.
“Соколов, еще не спишь?” — прервала мои размышления байкерша.
“Пытаюсь заснуть. Чего тебе?”
“Даже не спросишь, почему я все же убила его, хотя могла пощадить? Неужели неинтересно?”
“Это не мое дело”, — ответил я и отвернулся лицом к стене. — “Спокойной ночи, Грасс”.
Я проснулся от какого-то неприятного запаха и холода. Морозный воздух кусал меня за щеки, а ноздри раздражала вонь табачного дыма.
Открыв глаза, я тут же посмотрел на часы: пять утра. Час до подъема. А холод и сигаретный дым тянулись из дыры в стене. Ну конечно, кто ж еще…
“Грасс, ты с ума сошла?” — рявкнул я так, что Анька от неожиданности едва не свалилась с подоконника. Что-то грохнуло, зашуршало, и я услышал скрип окна.
“Твою мать! И тебе доброе утро. Чего орешь прямо в мозг?”
“Здесь нельзя курить!”
“Пффф, убегать тоже было нельзя. Я немножко. Всего одну”.
“Завязывай, мне холодно”, — проворчал я и натянул одеяло по самый подбородок.
Грасс, видимо, вняла моей просьбе и, кажется, даже воспользовалась заклинанием, чтобы лучше проветрить камеру. Запустила слабенький “Вихрь”, который мы разучивали на Прикладной Благодати, и пустила ураганчик по комнате.
Я хотел было снова отрубиться, но на этот раз не позволили уже наши надзиратели. Кто-то шаркал по коридору, гремел ключами и возился с дверью нашего отсека.