– У меня был сеанс с доктором Мавридесом, – говорит Линн. У нее длинные волосы орехового цвета, бледная веснушчатая кожа, зеленые глаза, вздернутый нос и эльфийские уши; доисторического кроя платье закрывает ее от шеи до пят. Оно зеленое, что идет к цвету ее глаз. А Вхора одежду не носит. Линн обнимает ее за бок, одной рукой лениво опирается на ее спину, пальцами другой отстраненно поглаживает основание рифленого рога, который растет изо лба Вхоры. – По мне, эксперимент звучит довольно интересно.

– Вообще не по мне, – замечает Вхора и вроде как улыбается, хотя наверняка сказать сложно. – История, времена до возможности морфировать тело… не… Извините, но с меня двух жизней в человеческой тушке хватит.

– Ой, Вхора, будет тебе. – Линн раздраженно вздыхает. Она надавливает ей пальцем на рог у основания, и девушка-монстр на мгновение цепенеет. – Скажи, что в этом плохого?

– А какой именно исторический период нас ждет? – осторожно спрашиваю я. Честно говоря, я сознательно игнорировал этот аспект до сей поры, пока Кей не заставила меня осознать преимущества и недостатки исчезновения в закрытой системе на несколько лет. Мне вовсе не улыбалось жить в пещере и охотиться на мамонтов с копьем – или что там Юрдон со товарищи для испытуемых приберег. Не люблю, когда меня принимают за какого-то бесхребетного типа, а у Пикколо-47 при разговоре со мной тон был покровительственный, если не сказать больше. Просто Пикколо – эталонный самодовольно-эгоцентричный эксперт-психолог, из тех, что к любому предположению о пренебрежительности своих действий относится как к проекции со стороны пациента (а следовательно, к чему-то, на что, за милую душу, можно наплевать, – и что хочется, то и воротить дальше). По моему опыту, при общении с такими людьми лучше всего вежливо соглашаться со всем, что они говорят, а затем выкидывать их слова из головы.

– Ну, всей правды нам не говорят, – оправдывающимся тоном сообщает Линн. – Но я провела небольшое расследование. Профессора Юрдона интересует та эра на Земле, о которой я мало знаю, – первый темный век индустриализации, с середины XX по середину XXI века, по хронологии старой Zemly. Он работает с доктором-полковником Бойтенгом, специалистом по полиморфным обществам – кастовым системам, гендерным сегрегациям, стратификациям по рождению, астрологическим данным – все в таком духе. У него недавно вышла пара статей, где он говорит, что люди в большинстве обществ до интервальных монархий не могли действовать полностью автономно, потому что имели навязанные социальные ограничения. Кроме того, подозреваю, что Схоластия финансирует это исследование, потому что оно имеет некоторые дипломатические последствия.

Я чувствую, как Кей слегка дрожит под моей левой рукой, которая обнимает ее верхнюю пару рук. Она налегает на меня крепче, а я, в свою очередь, прижимаюсь к стволу дерева за спиной.

– Общества по типу ледяных упырей, – бормочет она.

– Упырей? – эхом повторяет Вхора.

– Малотехнологичное общество, стремящееся к развитию и еще не достигшее эры техноускорения. Ни тебе думающих машин, ни виртуальных и самовоспроизводящихся инструментов. Богоподобные сущности отсутствуют, целеполагание слабое, способности к реконструкции тел после тяжелых травм – никакой. – Она слегка вздрагивает. – Упыри – пленники собственных тел, которые разваливаются при старении. Если кто-то лишается, скажем, руки, они не в силах ее восстановить. – Она чем-то сильно недовольна, и на миг я задаюсь вопросом, сколь много ледяные упыри, с которыми она жила, значили для нее, если ей пришлось очутиться здесь, чтобы о них забыть.

– Звучит фигово, – говорит Линн. – По крайней мере, такой тип интересует доктора-полковника Бойтенга. Тип систем, в которых людям недостает самоконтроля.

– И как этот эксперимент должен работать? – спрашиваю я.

– Ну, я не знаю подробности наперечет! – Линн явно буксует. – Но, если подашь заявку, тебе подсунут стопку разных тестов. Кстати, тебя отсеют, если есть родственники или близкие друзья. Эта канитель только для одиночек.

Кей на мгновение сжимает меня сильнее.

– В любом случае они делают резервную копию, и она просыпается внутри эксперимента. Они подготовили полную систему под эксперимент. В материалах пишут, что это более ста миллионов кубометров жилой площади и целая внутренняя сеть проходных ворот. Не совсем дикая местность, как необработанный планетарный биом или что-то в этом роде. Но есть несколько подводных камней. Ассемблеры отсутствуют, поэтому нельзя выбрать себе форму по собственному желанию. Чтобы получить еду, одежду, инструменты, что угодно, придется пользоваться услугами специальных ограниченных фабрикаторов, которые делают лишь то, что всем дозволено в рамках и при условиях эксперимента. Действует своя денежная система: тебе придется работать и платить за то, что потребляешь. Так надо для имитации экономики и дефицита в эру до Техноускорения. Но жести не будет – там не стремятся морить кого-то голодом. И вот еще что – всем назначают новое тело, ортогуманоидного типа, и особую роль в их задуманном сюжете. Во время эксперимента нужно этой роли придерживаться. Резервных копий, модемов или редакций самого себя не будет. То есть, если поранился – жди, пока само заживет. До Техноускорения не было А-ворот, смекаете? Но миллиарды людей в те эпохи вполне спокойно жили. В общем, ничего страшного – просто чуть больше осторожности, чтобы себе не навредить.

– Но в чем суть эксперимента? – в который раз задаюсь я вопросом. Что-то от меня ускользает – правда, не могу понять, что именно.

– Симуляция общества темных эпох, – говорит Линн. – Живешь там, соблюдаешь все тамошние правила, а за тобой наблюдают. Потом – конец, все свободны. Что ты еще хочешь понять?

– И какие правила нужно соблюдать?

Линн мечтательно улыбается, прижимаясь к Вхоре и лаская рог кентаврихи, который светится нежно-розовым светом и пульсирует в ритме движений ее рук.

– Они просто хотят воссоздать микрокосм полиморфного общества наших предков. Темные века – большая часть нашей истории, именно тогда произошло Техноускорение. Но мы так мало о них знаем! Похоже, эти ребята надеются, что понимание того, как работало то общество, объяснит, как мы пришли к тому, к чему пришли. Происхождение когнитивных диктатур, ранних колоний – вопрос в ту же копилку.

– Да я про правила тебя спрашиваю!