Подобное завершение сражения вполне устраивало обе противоборствующие стороны. Генерал Демельхубер наконец-то смог отрапортовать фельдмаршалу Шернеру о выполнении задачи дня захвата Груббе. Точно также и подполковник Петров с чистой совестью доложил командующему, что его приказ выполнен, полк продержался на занимаемой позиции до наступления ночи и теперь ждет обещанного подкрепления.
Имя подполковника Петрова, полк которого уничтожил сорок два танка и самоходных орудий противника, не раз упоминалось в оперативных сводках этого дня. Последний раз его имя промелькнуло в разговоре командарма 49 армии с командующим фронтом.
— Правда, сорок два танка уничтожено? Все верно? — переспросил командарма Рокоссовский.
— Эти сведения указаны в донесении командира дивизии Горчакова, со ссылкой на рапорт комполка, товарищ маршал. В полк подполковника Петрова ездил начальник оперативного отдела штаба армии полковник Овцын. Он лично видел только одиннадцать подбитых танков противника. Остальные разглядеть не смог, так как прибыл в полк поздно вечером. Ещё есть косвенное подтверждение от летчиков, прикрывавших полк с воздуха. Согласно их рапортам они наблюдали не менее двадцати уничтоженных машин немцев на подступах к Груббе.
— За такие успешные бои, обязательно награждать надо! Пишите представление на Петрова, военный совет фронта поддержит.
— Да видите ли какое тут дело, Константин Константинович. Вместе с донесением, командир дивизии подал рапорт на подполковника Петрова, обвинив его в нарушении субординации и самоуправстве во время боя. В связи с этим, военный совет армии не готов ходатайствовать перед фронтом о награждении подполковника Петрова — с вздохом пояснил Гришин.
— А в чем конкретно проявилось его самоуправство? — удивился маршал, точно знавший, что сорок два танка на войне просто так не подбивают.
— Без ведома и согласия командира дивизии, подполковник самовольно ввел в бой приданный дивизии гаубичный полк. Сам Петров объясняет свои действия тем, что не смог связаться с Горчаковым и был вынужден действовать самостоятельно исходя из обстановки. Один из его батальонов был атакован превосходящими силами противника, пехотой с танками, и только поддержка гаубичного полка помогла отразить атаку противника.
— Ну а сам ты, Иван Тихонович, как оцениваешь действия подполковника? Прав он или комдив? — напрямую спросил генерала Рокоссовский и командарм напрягся.
— Да как вам сказать, товарищ маршал. Я не исключаю, что действия подполковника Петрова действительно могли быть обусловлены сложившимися обстоятельствами. Ведь главный удар немцев как-никак пришелся именно на его полк. Однако командир дивизии и прежде жаловался мне на Петрова, который с момента вступления в должность, постоянно с ним пререкался. Очень уж неуживчивый человек, этот наш якут — подытожил командарм, полагая, что тема о награждении строптивого комполка закрыта, однако у маршала оказалось иное мнение.
— Якут? Какой якут? Подполковник Петров? Как его зовут? Георгий Владимирович? — забросал вопросами генерала Рокоссовский. В трубке было хорошо слышно, как застигнутый врасплох Гришин торопливо листал бумаги, а затем подтвердил догадку командующего фронта.
— Так точно, товарищ маршал. Подполковник Петров Георгий Владимирович — осторожно доложил командарм.
— Я хорошо знаю подполковника Петрова по ноябрьским боям под Варшавой. Толковый и грамотный мужик. Только почему он подполковник? Хорошо помню, что перед отбытием с фронта подписывал ему представление на полковника.
— Не готов ответить на ваш вопрос, товарищ маршал. Если надо, то я немедленно уточню и сразу же доложу вам.
— Не надо. Петров по ранению был отправлен в госпиталь, в Москву, а там скорей всего представление канцелярия заиграла, — Рокоссовский оторвался от аппарата и обратился к стоящему рядом адъютанту, — срочно сделайте запрос кадровикам относительно представления на подполковника Петрова Георгия Владимировича.
Затем придвинул к уху трубку и с интересом спросил у Гришина: — Так как военный совет армии намерен наказать подполковника Петрова?
— Военный совет армии ещё не принял окончательного решения по подполковнику Петрову, товарищ маршал — замялся командарм, — надо всесторонне разобраться с этим вопросом.
— Вот и хорошо, разбирайтесь. А пока поздравьте его от моего имени с награждением орденом Кутузова 3 степени. Военный совет фронта считает, что командиров, чьи подчиненные подбили сорок два танка противника и не допустили прорыва обороны, следует достойно поощрять. — Рокоссовский замолчал, а затем добавил. — У нас с вами впереди трудные дни, генерал. Очень трудные дни. Надеюсь, вы меня правильно поняли.
Решение маршала о награждении Петрова высоким полководческим орденом было продиктовано отнюдь не простым желанием, навести справедливость в отношении незаслуженно обиженного человека. Час назад Рокоссовский докладывал Сталину о положении дел на фронте. Верховный внимательно выслушал маршала, а затем сказал: — Все это очень хорошо, товарищ Рокоссовский но, к сожалению, мы не добились того, чего хотели добиться. Согласно последним сведеньям разведки, господин Черчилль с самого начала был настроен на полномасштабные военные действия против нас — с сожалением констатировал Сталин.
— Наш стратегический посыл оказался не совсем верным, но у нас есть ещё время и возможности для его исправления. Ставка считает необходимым нанесение по войскам Шернера контрудара силами 49 армии с последующим переходом соединений фронта в контрнаступление по направлению Гамбург и Киль. Директива об этом уже Вам отправлена. Учитывая всю сложность поставленной перед Вами задачи, принято решение передать в ваше распоряжение 5 танковую армию, а также 2 и 11 гвардейские армии из состава 3-го Белорусского фронта в качестве оперативного резерва. Согласно поступившим в Ставку сообщениям их переброска в ваш оперативный тыл началась три часа назад — Сталин замолчал, давая возможность маршалу переварить услышанные новости, а затем продолжил.