Вы, возможно, этого не знаете, но Эдди вошел в историю британской криминалистики. В возрасте восемнадцати лет он вступил в банду Ричардсонов, в то время находившуюся на пике своего расцвета — как раз перед крахом в 1966 году. В тот год Англия выиграла чемпионат мира, и в тот же год случилась стычка с бандой Креев.

Эдди был идеальным преступником. Надежный, прямолинейный, он всегда доводил дело до конца. Каким бы оно ни было. Без шума и пыли. Он быстро стал незаменимым для братьев Ричардсонов — настолько, что, когда Ричардсонов наконец арестовали летом 1966 года, Эдди Бишоп умело подхватил их бизнес, пока братья и остальные члены банды сидели за решеткой.

По слухам, Эдди перекроил весь преступный синдикат Южного Лондона и управлял им в течение сорока двух лет, а затем его арестовали за отмывание денег — семь лет назад. Четыре десятилетия Эдди управлял югом Лондона, убивал, пытал и пробивал себе путь через город, а в итоге ему сумели дать всего семь лет и только за отмывание денег.

Дзинь-дзинь.

Телефонный звонок разрушает тишину. Он пронзительный, настойчивый, и я тут же начинаю нервничать.

Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь.

Я говорю себе, что все хорошо. Я ведь уже делала это раньше с другими моими героями. Все нормально. Я судорожно вздыхаю и подношу трубку к лицу.

— Алло?

— Алло, это Эрин Локе? — Голос женский, резкий, ей явно за сорок. Не то, чего я ожидала. И точно не Эдди Бишоп.

— Да, это Эрин Локе.

— Я Диана Форд из тюрьмы Пентонвилль. С вами хочет поговорить мистер Эдди Бишоп. Могу я соединить вас, мисс Локе? — Голос у Дианы Форд скучающий. Ей плевать, кто я и кто он. Для нее это всего лишь один из сотен звонков.

— Э-э, да, благодарю вас, Диана. Спасибо.

И она отключается. Тихий щелчок, звук линии ожидания.

Эдди в жизни не давал никаких интервью. Он никогда и никому ни слова не говорил. Никогда. Я ни секунды не верю, что именно мне удастся взломать эту крепость. Я даже сомневаюсь, что хочу ее взламывать. Эдди был профессиональным преступником дольше, чем я живу на этом свете. Я понятия не имею, зачем он вдруг согласился стать героем моего документального фильма, но он согласился. Как мне показалось, Эдди из тех, кто ничего не делает без причины, и я подозреваю, что довольно скоро он эту причину озвучит.

Я еще раз судорожно вздыхаю. А затем нас соединяют.

— Это Эдди. — Голос у него глубокий и теплый. С богатыми гортанными интонациями, свойственными кокни. Странно наконец слышать его.

— Здравствуйте, мистер Бишоп. Рада, что мы можем пообщаться. Это Эрин Локе. Как вы сегодня поживаете?

Хорошее начало. Очень профессиональное. На другом конце линии раздается шорох, пока он устраивается.

— Здравствуй, милая. Рад, что ты позвонила. Локе, да? Значит, еще не Робертс? И когда же день свадьбы? — говорит он весело, по-дружески.

По его голосу чувствуется, что он улыбается. При других обстоятельствах это было бы замечательно, и я чуть сама не улыбнулась телефону, но тут же что-то заставило меня замереть. Эдди никак не мог узнать ни о моей приближающейся свадьбе, ни о смене фамилии, ни о Марке. Не мог, если только не наводил обо мне справки. А поскольку он сидит в тюрьме, он должен был поручить кому-то наводить эти справки. Что означало процесс куда более серьезный, чем обычный поиск в интернете. Меня нет в социальных сетях. Я избегаю «Фейсбука». Все хорошие документалисты знают, что можно сотворить, имея солидный пласт информации из соцсетей, так что мы держимся от них подальше. И вот, одной простой фразой Эдди Бишоп дал мне понять, что меня для него профессионально изучали. Что он меня изучил. Он здесь главный, и он знает обо мне все. И о Марке. И о нашей жизни.