— Что? О, понимаю! Я чуть не разбил их при прыжке, когда мы вышли на высоте пятисот футов из облачности. Тут-то, севернее Бреслау, над городом Требниц нас и сбила зенитка «джерри», немцев, значит...

— «Омега»? — полувопросительно выговаривает майор, поднимая глаза с часов на Вудстока.

— Да, перед вылетом нас одели во все немецкое, вплоть до белья, но часы дали швейцарские.

— Я вижу, ваши часы показывают время по Гринвичу, — проговорил Шиманский. — А мы ставим время по-берлински. Час разницы.

— Мне ведь надо связываться с Лондоном, — сказал капрал.

— А какие марки английских часов вы прежде носили? — чересчур торопливо спрашивает Шиманский.

Две или три секунды борется Вудсток с отчаянной паникой. Эта паника так глубоко спрятана внутри, что по его глазам ее обнаружить никак нельзя. В первые две-три секунды Вудстоку кажется, что ему не удастся вырваться из расставленных для него сетей: никогда не приходилось ему носить часов английской марки. Но на третьей секунде его выручает память. Ответ готов. Ведь его отец носил такие часы в Англии...

— «Аккьюрист». Анкер на пятнадцати камнях, мистер Шиманский, позолоченный корпус.

— «Аккьюрист»? — переспрашивает Шиманский. — По-моему, это швейцарские часы.

— Пожалуй, — охотно соглашается Вудсток, гася сигарету в пепельнице. У нас на всех часах написано, будто они швейцарские...

— Сколько они стоили? — усердствует пан Шиманский.

— Недорого. Фунтов пять, — пожимает плечами Вудсток. Работай, работай, воображение! — Мне подарил их отец на день рождения. Кажется, он купил их у часовщика на Риджент-стрит. Трехлетняя гарантия.

— О, я знаю этого часовщика, — оживляется Шиманский. — Он торгует только мужскими часами.

— Вы ошибаетесь, мистер. Этот магазин фирмы «Лоуренс Седер энд компани» торгует любыми часами, а также ювелирными изделиями.

— Верно, верно, теперь припоминаю... Это недалеко от универсального магазина «Либерти энд компани».

Этот лиса Шиманский отлично знал, о каком магазине идет речь: на Риджент-стрит в Лондоне бывает каждый приезжий.

— А часы другой английской марки вам не приходилось носить?

— В детстве, — улыбнулся Вудсток, — мама подарила мне часики с Микки Маусом на циферблате.

Поговорили о лондонских магазинах. Капрал хорошо помнил магазин Селфриджа на Оксфорд-стрит, Симпсона, Фортнума и Мэйсона на Пиккадилли. И тут капрала Вудстока выручила зрительная память, неповторимо острая в детские годы.

Так и вели они этот разговор, похожий на самый пристрастный допрос, несмотря на внешнюю светлую учтивость, на заискивающий тон Шиманского и бледную улыбку на тонких губах майора. Капралу Вудстоку этот допрос, полный внезапных опасностей, напомнил стремительный слалом на утлых душегубках по бурной порожистой реке, утыканной подводными рифами, как пасть акулы зубами. Это была не дуэль. Сразу трое инквизиторов вели перекрестный допрос, убийственный, как кинжальный огонь. Трое против одного... С головокружительной быстротой разговор перескакивал с библии и официальной (протестантско-епископальной) церкви Англии на правила игры в крикет, с Трафальгар-сквер на наимоднейшие танцевальные новинки (песенку «Lambeth Walk» капрал знал наизусть), с английских национальных праздников на новые английские кинокартины.