– А что Хэндлер? Есть на него что-нибудь?

– О да, первое впечатление тебя не обмануло! Парень был явно не кристальной души человек. Но это никуда не ведет.

– Что ты имеешь в виду?

– Шесть лет назад, когда он консультировал в больнице, остался неприятный осадочек – страховое мошенничество. Хэндлер и еще какие-то дусты затеяли небольшой развод. Они засовывали голову в дверь на секундочку, говорили пациенту «здрасьте» и выставляли счет как за полный прием – который, насколько я понимаю, должен длиться сорок пять или пятьдесят минут. Потом делали отметку в карточке, выставляли счет за следующий визит – разговор с медсестрой в карточку, следующий визит – разговор с врачом в карточку, и так далее, и тому подобное. Бабки были большие – один парень мог оформить так тридцать-сорок визитов за день по семьдесят-восемьдесят баков за визит. А теперь подсчитай.

– Ничего удивительного. Такое проделывается сплошь и рядом.

– Не сомневаюсь. Во всяком случае, все это с треском вскрылось, потому что у одного из пациентов был сын, тоже доктор, и у того возникли определенные подозрения – он стал изучать карточки, проверять все эти психиатрические визиты. Особенно потому, что его старик провалялся в коме три месяца. Этот сын вцепился в главврача, тот вызвал Хэндлера и прочих на ковер. Дело замяли – при условии, что эти жуликоватые мозгоправы сами уйдут по-тихому.

Шесть лет назад. Как раз перед тем, как записи Хэндлера стали небрежными и едкими. Должно быть, нелегко оказалось упасть с четырехсот косых в год до жалкой сотни. Вот мужик и озлобился на весь белый свет…

– Не хочешь взглянуть на ситуацию под этим углом?

– Под каким? Месть? От кого? Нос натягивали-то страховым компаниям. Потому-то ребята так долго и продержались со своей аферой. Они никогда не выставляли счета пациентам – только страховщикам. – Майло надолго приник к пиву. – Мне доводилось всякое слышать про страховые компании, дружище, но я не могу представить, чтобы они послали Джека-потрошителя, дабы смыть кровью свой позор.

– Да уж, пожалуй…

Он встал и заметался по комнате:

– Это чертово дело окончательно забуксовало! Уже неделя прошла, а у меня полный шиш. Капитан считает, что оно превращается в висяк. Отобрал у меня Дела Харди и оставил одного разгребать эту кучу дерьма. Типа чтобы педику служба медом не казалась.

– Еще пивка? – Я протянул ему следующую банку.

– Ну да, черт возьми, отличная мысль! Только и осталось, что потопить горе в пивасе… – Майло резко развернулся на каблуках. – Говорю тебе, Алекс, надо было мне подаваться в учителя! Вьетнам проделал огромную дыру в моей психике. Все эти смерти – и ради чего? Я думал, когда пошел в копы, что сейчас заполню эту дыру – буду ловить всяких гадов, появится какой-то смысл в жизни… Господи, как же я ошибался!

Он выхватил банку у меня из руки, запрокинул ее, и пена закапала у него с подбородка.

– Вещи, которые я вижу, – чудовищные вещи, которые мы, якобы люди, делаем друг с другом… Говно, к которому я уже привык… Иногда от этого меня тянет блевать.

Несколько минут Майло молча отхлебывал пиво.

– Ты чертовски хороший слушатель, Алекс. Не зря столько учился.

– Долг платежом красен, мой друг.

– Ну да, верно. А теперь, раз уж ты об этом вспомнил, Хикл был тоже таким вот дерьмовым делом. Я никогда не считал, что это самоубийство. От этого «самоубийства» воняет до небес.