Кровать, на которой он занимался со мной любовью.
Ну, очевидно, кровать, на которой он трахал меня.
— Тсс, все в порядке, дорогая, — успокаивал Дюк, обвивая меня руками и прижимая к своей груди. — Ты будешь в порядке.
— Я люблю его, — захныкала я.
Его тело замерло, прежде чем он провел рукой по моим волосам.
— Знаю, сладкаяая. Я знаю это. Он такой идиот.
Я смутно слышала, как Сэди всхлипывает позади меня, когда она провела рукой вверх и вниз по моей спине, поддерживая меня.
— Я никогда не смогу вернуться в школу, — запротестовала я, понимая, что все видели мое публичное унижение.
— Ты пойдешь завтра в эту школу с гордо поднятой головой и притворишься, что тебе на него наплевать.
Я кивнула в ответ, но мы оба знали, что это чушь собачья, я не Сэди, у меня не хватило сил притворяться.
Мы погрузились в молчание, мое сердце ожесточалось с каждой упавшей слезой.
У меня никогда больше не будет разбитого сердца.
Ни один мужчина не стоил
Первая
С вырезкой, размазанной дижонской горчицей и завернутой в охлажденом прошутто в холодильнике, я приступила к приготовлению слоеного теста. Я раскатала его, мне нужна была идеальная толщина в четверть дюйма, чтобы я не пережарила говядину, я стала ждать, пока тесто пропечется до золотистой корочки.
— Ты сумасшедшая, понимаешь? — спросила Сэди.
— А почему я сегодня сошла с ума, моя милая? — поддразнила я ее, поблагодарив милых богов выпечки за то, что ее чувство юмора никогда не менялось.
— Почему ты снова готовишь говядину по-веллингтонски? Обычно твоя еда не такая пафосная, даже с твоими причудливыми кулинарными способностями, которые не нашли особого применения.
Она подняла на меня брови, как будто вызывая меня возразить ей.