Шахин снова кивнул, на этот раз с большим воодушевлением.
— Так я и думал. Следует опасаться их агрессивного поведения.
Поведение гранулемных клеток было трудно предсказуемо на основании их микроскопического исследования.
— Возможно, — осторожно ответил Айзенменгер. — А почему бы вам не показать это доктору Людвигу? — Несмотря на то что все занимались всем, у каждого из врачей-консультантов была собственная специализация: так, Людвиг занимался гинекологией, фон Герке — кишечно-желудочными патологиями, Милрой — кожей и лимфатической системой, Шахин — урологией, а Виктория Бенс-Джонс (а теперь, соответственно, Айзенменгер) — грудной клеткой. Эта специализация приводила к тому, что по большинству случаев на отделении могли высказать высокопрофессиональное мнение.
Туманный ответ Шахина: «Да-да, конечно» — несколько удивил Айзенменгера, но он ничего не сказал. Шахин вышел, а Айзенменгер задумался, почему его поведение так не соответствовало вербальному содержанию. Вероятно, здесь существовала еще одна линия напряжения, которую ему пока не удалось разглядеть.
В половине шестого он позвонил Елене и предложил ей пообедать.
— Боюсь, я допоздна не смогу освободиться, — предупредила она.
— Мартин Пендред?
— Да, события развиваются. Они нашли соседку, которая утверждает, что в вечер убийства видела, как кто-то выходил из сада Мюиров. Но когда они привели Мартина Пендреда на опознание, она его не узнала. А кроме того, у него, кажется, есть алиби, хотя и не самое безупречное.
— Какое именно?
— Его видели в местном пабе, где он пробыл по крайней мере до девяти часов. Это исключает возможность того, что он встретил Дженни Мюир после автобуса, если только он не поймал машину.
— Ничего себе.
— Я пытаюсь убедить Гомера, чтобы он отпустил его, но он пока сопротивляется.
Следовательно, Айзенменгеру предстоял обед в одиночестве. Он уже собирался уходить, когда к нему заглянул Уилсон Милрой.
— Вы слышали новости?
Айзенменгер признался, что не слышал.
— Они арестовали Пендреда за убийство этой женщины.
Айзенменгер никогда не рассказывал о своей опосредованной связи с этим делом и был крайне изумлен тем, что оно так интересует Милроя.
— Это имеет к нам какое-то отношение? — спросил он.
— Прямое — нет. Но это принесет дурную славу нашей больнице. Мало того что пресса смакует плохое обращение с пациентами, так теперь выясняется, что персонал в свободное от работы время мочит местное население.