Первые такты «К Элизе» всплыли из глубин сна, и он стал просыпаться. Не спешил вставать, наслаждаясь музыкой, а за окном розовел туман.

«Доброе утро, Лон», — наконец сказала «Сивилла», приглушив музыку.

— Слышу, — пробормотал Метельский, и вспомнилось, как загадочно улыбалась мать, активируя ему трансид — как и всем, в возрасте семи лет.

«Соответствующий ему сектор — подарок тебе из далекого прошлого. Давность не имеет значения, все секторы Кводриона поддерживают себя в актуальном состоянии. Он немножко особый, и ты познакомишься с ним постепенно. Когда-то ему дали имя Сивилла[1] и эту музыкальную тему — „К Элизе“ Бетховена. Конечно, ты можешь сменить их, но не спеши».

Музыкальных тем он сменил много, но в конце концов вернулся к этой: музыка нравилась, а такое необычное имя, как «Сивилла», еще поискать.

Встал, и, не одеваясь, подошел к панорамному окну. Там стал на круг подъемника и спустился к бассейну. Прыгнул в воду — прохладная и хорошо бодрит! — и поплыл к прозрачной стене, отделявшей бассейн от озера.

Водная гладь как стеклянная, над ней скользят пряди тумана. От стены тянет прохладой, а в самом озере вода всего +4 градуса. Телецкое озеро — не искупаешься, зато виды великолепные. Одно из семейных имений, выпросил его у матери в день совершеннолетия. Отец поморщился, но возражать не стал — большая часть обширных владений Варламовых осталась за матерью.

Метельский лег на спину и стал глядеть, как из тумана проявляются лесистые громады гор.

Когда вернулся к бортику, там ожидала девушка-андроид с полотенцем наготове. Метельский взял ее напрокат. Вытирая ему тело, она приостановилась на бедрах и лукаво поглядела вверх. Метельский провел ладонью по гладким темным волосам.

— Потом, Аэми, — сказал он. Утехи по утрам часто затягивались (Аэми была искусна в эротическом массаже), но сегодня ждали дела.

Девушка не обиделась, легко встала и принесла халат. Поднялись в столовую, где был сервирован столик. Завтрак легкий, в японском духе: рис и печеная рыба. Пока ел, поглядывал в окно, тут оно выходило на юг.

Солнце уже ярко освещало неширокое здесь озеро и деревню на другом берегу. Золотом горела маковка церкви.

«Ближе», — сказал Метельский про себя, и Сивилла увеличила изображение. Возле церкви уже начал собираться народ.

Метельский со вздохом встал и направился в гардеробную. Оделся поэффектнее, пусть деревенские девки глазеют — темно-зеленые бриджи, жилет и черный редингот. Потом натянул высокие коричневые сапоги для верховой езды и, не надевая кепи, подошел к зеркалу. Тут оно было классическое, в тяжелой дубовой раме.

Выглядел, пожалуй, сносно. Мать как-то с улыбкой сказала: — Ты похож не на отца, а на прадеда, Толумана Варламова. Такие же пепельные волосы, лицо со скулами, да и нрав непоседливый, даже кровь польских аристократов тебя не угомонила. Только глаза не голубые, а серые.

Мать рассказывала об этом прадеде, да и в «Жизни замечательных людей» прочитал. Строил первую из Великих магистралей, возился с платиновым рудником. Сейчас таких масштабных дел не найдешь, все давно устроено и катится, как по рельсам. Да и зачем искать? Прадед заложил фундамент огромного состояния клана Варламовых — и за это спасибо, можно жить, не напрягаясь.