– А я верю, Гестас, что Иисус есть и Слово такое у него есть. Вот бы взглянуть разок на него и послушать.

– Не мешай мне отдыхать, Дисмас, от твоей болтовни урчит в животе. и чешутся руки. – Гестас угрожающе посмотрел на товарища.

Дисмас участливо протянул два засохших финика.

– Держи, перестанет урчать, а ладони почеши о бороду, заодно очистишь и то, и другое.

– Ты дурак от рождения, Дисмас, поэтому я не стану чесать ладони о твою шею. Ложись спать, разбудишь меня в полночь, Мордохей повезет свои ковры в Иерусалим рано утром, нам нужно будет подготовиться. Еще раз скажи, какой сигнал?

– Два крика ночной птицы, если Мордохей один, и три – если с охраной. Он такой жадный, Гестас, что, думаю, не захочет платить солдатам.

– Вот и увидим, – буркнул сквозь сон Гестас и тут же захрапел. Дисмасу не спалось, камни под спиной успели остыть и неприятно кололи через тонкую накидку, дневная жара, раскалившая землю, теперь туманом висела над ней, не давая свежему воздуху проникать в ущелье, где расположились в ожидании своей добычи два разбойника. В их паре Гестас всегда выполнял самую грязную работу: он мучил и пытал жертв, если они упирались, и мог убить, не моргнув глазом. При этом он обладал железными нервами и всегда засыпал первым, да и спал безмятежно, как младенец. Казалось, тяжкие грехи, неоднократно совершенные этой душой, абсолютно ее не коробили.

Дисмас, напротив, сопереживал жертвам, отчего не спал ночами и мучился изжогой и сильными головными болями. Вот и сейчас разбойник обрел покой, проворочавшись полночи. Во сне он увидел рыбу. Рыба была очень большой, она висела, но не в воде, а в воздухе, прямо перед глазами Дисмаса, и пристально смотрела на него. Когда он протянул руку дотронуться до нее, рыба открыла рот и Дисмас услышал:

– Если рыба сама хочет увидеть рыбака, она заходит в тенета.

После чего, шевельнув хвостом, рыба исчезла, а Дисмас открыл глаза. Был предрассветный час. Он разбудил Гестаса, тот проснулся так же, как и заснул, мгновенно. Бросив взгляд на восток, он вынул из-за пояса два длинных кривых ножа, по размерам не уступавших римским мечам, осмотрел их и, повернувшись к товарищу, сказал:

– Проверь свою пращу и подготовь пару камней потяжелее. Сигнал, еще раз?

Дисмас заученно проговорил:

– Два крика – начинаем, три – отбой.

– Все, – удовлетворился Гестас. – Ты здесь, я спускаюсь в засаду. Как только торговец войдет в ущелье, жду сигнал и тебя – с его спины.

Он криво улыбнулся, засунул в огромный рот сухой финик, второй кинул напарнику и юркнул вниз.

Солнце поднялось над ущельем достаточно высоко, а над дорогой ни клубов пыли, ни испуганной птицы. Торговца не было. Дисмас думал, ночная рыба не шла из головы. Зайди в тенета, зайди в тенета сам, если хочешь увидеть рыбака. Что она имела в виду?

И вот вдалеке послышался шум, голоса, скрип повозок. Из-за поворота появился караван, Мордохей вез на базар три повозки, доверху наполненные коврами. Сам он восседал на первой, еще двое возниц – за ним. «С этими мы справимся, – решил разбойник и… за последней повозкой следовали четыре римских легионера в полной боевой амуниции. Все, конец делу. Пальцы потянулись ко рту дать отбой, и в этот момент повозки остановились у входа в ущелье, рядом с наблюдателем. Мордохей, кряхтя, свалил грузное тело с повозки и, задрав халат, пристроился у придорожного кустарника. Остальные последовали его примеру.

– И что, этот Иисус, Царь Иудеев, уже предстал перед Понтием? – со вздохом облегчения сказал торговец, обращаясь к солдатам.

– Суд завтра, – коротко ответил старший.

– Да покарает же его власть Императора за дерзкие речи и самозванство, – подобострастно произнес Мордохей и, запахнув халат, вернулся к повозке.