– Да, спи спокойно.
Палач улыбнулся и совсем ослабил узел. Я лег на спину и расправил руки, кровь побежала к перетянутым ладоням, расправляя мои пальцы как перья – вот это подарок, но счастье, пусть даже и такое, как известно, не длится долго: раздался резкий звук проснувшихся фанфар, Палач поднял меня и снова накинул путы – приближался Правитель. Многочисленная пестрая свита окружала богато украшенные носилки, на которых с комфортом восседал он, осыпанный златом и каменьями, а полуобнаженные девы с опахалами отгоняли насекомых вместе со злыми духами от его величавого лика. Думаете, все выглядело так? Совсем нет. Правитель в черном халате, с такой же черной чалмой на голове шел в одиночестве, свита отсутствовала, как и полуобнаженные девы с опахалами, а из многочисленных слуг один мальчик-раб тащил простой деревянный стул, без обивки и каких-нибудь украшений. Подойдя к яме, Правитель молча указал пальцем, куда ставить скромный трон, и слуга, выполнив приказ, удалился. Публичность казни ограничивалась троицей: обвинитель, обвиняемый и исполнитель. Правитель сел на свой трон, Палач вывесил меня над ямой, зрители, возмущенно шипящие внизу от ожидания, приготовились к действу.
– Признаешь ли ты свой грех? – начал Правитель-обвинитель.
– О каком из многих, присущих мне, идет речь? – парировал я вопросом на вопрос.
– Грех неповиновения своему Правителю, – голос прозвучал жестко, мой сарказм явно не понравился Правителю.
– В чем же заключалось мое неповиновение? – Я старался сохранять спокойствие.
– Ты вошел в Храм мой, но не принял законов моих, а именно: не предался страстям порочным, не испил свободы одурманивания, не возлег ни с женой чужой, ни с мужем, ни с козлом, а напротив, всем видом своим и поведением выказывал недовольство Таинствами Храма моего и твердил повсеместно: «опомнитесь», разрушая основы созданного мной.
– В твой Храм пришел я, чтобы спасти тебя.
– Меня? – Обвинитель улыбнулся. – И от кого же?
– От Храма, что воздвиг ты на своей могиле. Душе твоей не вознестись из-под такой плиты.
Правитель встал с трона и возмущенно сказал:
– Речами этими пытаешься отсрочить свой конец!
– Судьба моя мне не принадлежит, – ответил я, – а вот твоя – в моих руках.
У Правителя глаза полезли на лоб от этих слов.
– Стоит мне шевельнуть пальцем – и ты угодишь в объятия рептилий, отказавшись, заметь, от объятий дев.
– Стоит мне испытать ласки скользких гадов – тут же они обернутся цепями Великой Блудницы для тебя, сковавшими навечно твою несчастную душу.
– Да кто ты, безумец, ведущий такие речи, когда воля моя держит жизнь твою на волоске, и как смеешь перечить и надсмехаться надо мной, создателем Храма сего? Будь осторожен, не зли меня, иначе передумаю о смерти твоей и заменю ее пыткой более ужасной, чем змеиный яд.
– Я твой двойник, коль хочешь ты узнать, твоя последняя надежда, тот дар, что Бог подносит каждому своему созданию на случай, если заблудшая овца решит вернуться в стадо, чтоб путь домой нашел давно его покинувший сын блудный, чтоб можно было душу сохранить, пока не поздно.
Правитель недоверчиво посмотрел на меня.
– И что же делать мне прикажешь после слов твоих: вдруг испугаться вечной пустоты, страданий неземных и пыток духа, или, столкнув тебя туда, где место наглецу, предаться ласкам дев, мужей, неважно, всякого, кого я захочу?