Легко, конечно, смеяться над врачами, которые никак не могли разобраться в том, что было пустячной задачей для лабораторий, где подопытными животными являются не дети, а обезьяны. Автор просидел не одну ночь, участвуя в горячих спорах по этому вопросу. И надо сказать, что в продолжение пятнадцати лет после нью-йоркской эпидемии сторонники сыворотки имели перевес в этом споре. Хорошо вам, конечно, смеяться, если вы не доктор, стоящий у постели больного. Но если вы доктор, то как вы можете отказать в сыворотке, — которая авось да поможет! — отцам и матерям, которые молят вас, обливаясь слезами: «Доктор, спасите ребенка!»
Как можете вы взять на себя ответственность оставить без сыворотки хотя бы часть больных?
Да, но таким образом никогда не удастся выяснить, действительно ли помогает сыворотка, или нет. Давая ее всем больным подряд и создавая чувство ложной уверенности, вы ведь тем самым тормозите науку. Если бы наука хоть раз убедилась в том, что сыворотка вздорное, несостоятельное средство, она бы стала искать новых путей, новых, более действительных средств.
На этот довод, выставленный автором, было сказано в ответ, что отцы и матери ни в коем случае не позволят устраивать такие опыты над своими детьми. Охваченные паникой родители никогда не поймут научного «может быть», скептического «неизвестно».
И, однако, в 1931 году в том же Нью-Йорке отцы и матери пошли на такой эксперимент. В августе этого года Нью-Йоркская медицинская академия предприняла гигантский, исторического значения эксперимент для выяснения действия сыворотки. Во главе стоял доктор Уильям Хэллок Парк. Каждому второму ребенку — не всем подряд, как раньше — в лихорадочной, предпараличной стадии болезни впрыскивалась лечебная сыворотка. Возможно, что некоторые родители плакали, умоляли, но, несмотря на это, каждого второго ребенка оставляли без сыворотки.
Одновременно с манхэттенским опытом такие же эксперименты велись в Бруклине и в Хартфорде (штат Коннектикут). Хартфордский опыт был особенно значительным, потому что им руководил известный специалист по детскому параличу Ллойд Эйкок, профессор Гарвардского университета. Он сам до этого опубликовал некоторые данные, указывающие на спасительное действие сыворотки. Каковы же были результаты этих экспериментов?
Результаты всех трех опытов совпадали. Между леченными и не леченными сывороткой детьми не было заметной разницы в количестве парализованных и умерших.
Все подлинные борцы за жизнь имели теперь полное основание впасть в уныние. Казалось, что борьба с детским параличом вернулась к своей исходной точке, отодвинулась на двадцать лет назад, к тому моменту, когда Карл Ландштейнер впервые зажег надежду, перенеся болезнь от человека к обезьяне.
Борьба с детским параличом на время снова ушла в бесстрастную и суровую сферу лабораторных исследований.
Калифорнийский ученый, охотник за микробами, Эдвин Б. Шульц начал с того, что вколотил последний гвоздь в крышку гроба, в котором была похоронена надежда на лечебную сыворотку. В своих опытах над обезьянами Шульц воспроизвел тот способ, каким, как предполагалось, крошечный микроб проникает в организм ребенка. Он не впрыскивал обезьянам заразу прямо в мозг. Он наливал им смертельный яд паралича в нос. Проходил день, два, три, и — задолго до того, как у них появлялись первые признаки болезни, — он вводил в их организм громадные дозы лечебной человеческой сыворотки. Больше того, некоторым обезьянам он впрыскивал лошадиную кровяную сыворотку, которую сделал сверхмогучим — в пробирке! — разрушителем паралитического микроба. Он буквально пропитывал этих обезьян всякими спасительными сыворотками.
Но через несколько дней все они заболели. Все погибли от детского паралича.
Летом 1935 года в Нью-Йорке появился другой крупный борец со смертью, задумавший дать новую надежду отцам и матерям, потерявшим сон в страхе за своих детей. Этим новым борцом был тот самый Уильям Хэллок Парк, который установил несостоятельность сыворотки в эксперименте на живых людях в 1931 году. Если сыворотка бессильна излечить болезнь, то, может быть, какая-нибудь вакцина сможет предупредить ее? Автор должен здесь признаться, что он сам поддался этой соблазнительной идее и горячо ратовал — против мнения скептиков — за осуществление этого опыта.
Можно только пожалеть, что Парк не сам проделал или хотя бы проверил опыты над обезьянами, которые должны были, несомненно, сразу исключить надежды на возможность предохранения детей. Он поручил это своему трудолюбивому, оптимистически настроенному помощнику, доктору Морису Броди, которому явилась мысль ослабить яд детского паралича путем обработки спинного мозга погибших обезьян формалином. Таким способом он рассчитывал, сам заблуждаясь и вводя в заблуждение своего учителя Парка, приготовить из заразных микробов вакцину, которая защищала бы обезьян он паралитической инфекции. Он рассчитывал и внушал эту надежду Парку и другим, включая и автора, что эта вакцина, предохраняющая обезьян, сможет также предохранить детей от паралитической заразы.
Результаты испытания этой вакцины на детях — невеселая история. Тот же калифорнийский сокрушитель надежд, Эдвин Шульц, занялся экспериментом, который должен был рассеять все надежды на успех этого опыта на детях до того еще, как он начался. Шульц тщательно вакцинировал партию обезьян вакциной, изготовленной по методу Парка и Броди. Но когда он влил в носы этим вакцинированным обезьянам по капельке опасного яда, все они заболели так же быстро, как их невакцинированные хвостатые друзья.
Парк и Броди цеплялись за последнюю соломинку. Они считали доказанным, что их вакцина все-таки до некоторой степени повысила противопаралитические свойства крови у вакцинированных детей. Но и эта последняя надежда рухнула, когда в штате Северная Каролина родители включились в борьбу со смертью. Они согласились, чтобы специалисты из отдела здравоохранения впрыснули вакцину каждому второму ребенку, оставив соответствующую группу невакцинированных детей для контроля.
Гарвардский профессор Эйкок и бруклинец Кремер обследовали кровь этих двух групп северо-каролинских малышей. Они нашли, что в период эпидемии 1935 года кровь невакцинированных детей стала сама по себе такой же иммунной, как и у детей, получивших вакцину. Но, что было гораздо хуже, оказалось, что вакцина не безвредна. У некоторых детей она чрезвычайно обострила течение болезни. Но что было уж совсем скверно, еще один ученый, Джон Колмер, выступил со своей собственной вакциной, которая на обезьян действовала гораздо сильнее, чем слабая вакцина Парка и Броди. Эта новая вакцина содержала в себе живой и, несомненно, опасный яд детского паралича.
Паралич и смерть детей были непосредственным следствием применения вакцины Колмера, и это случалось даже в таких местах, где не было ни малейших признаков эпидемии детского паралича.
Но, как говорится, тьма сгущается перед рассветом. В разгар всех этих неудач и разочарований весть о новых опытах, совершивших переворот в науке, стала распространяться среди лабораторных исследователей, потерявших надежду победить паралич сыворотками и вакцинами.
Новые научные факты, полученные из опытов над обезьянами, были довольно-таки неприятного и невеселого характера. Английские ученые Херст и Фэбравер объяснили совершенно точно причину всех наших трагических провалов с сыворотками и вакцинами. В продолжение нескольких лет они изучали под микроскопом тончайшие пластинки мозговой ткани обезьян во всех последовательных стадиях болезни, начиная с момента их заражения до последнего страшного дня, когда они превращались в мешки с костями и мышцами.
И вот какую жуткую, на первый взгляд безнадежную, повесть рассказали им их микроскопы.