Я вошел в двери «Альфы», оглушительно гаркнув: «Доброе утро, Ода!», и увидел Фердинанда, вылетающего мне навстречу.

— Ну? — спросил я. — Они уже тут?

— Да, готовенькие, — ответил он, семеня за мной по коридору. — Тут к нам, кстати, один полицейский заглядывал. Высокий, блондинистый, такой… шикарный мужчина.

— Чего ему тут понадобилось?

— Узнать, что нам рассказывал о себе Клас Грааф во время интервью.

— Так ведь он давно уже умер, — сказал я. — Они что, до сих пор с этим делом ковыряются?

— Не с убийством. Это насчет той картины Рубенса, они никак не поймут, у кого он ее украл, никто не заявлял о пропаже. Теперь они хотят отследить все его контакты.

— Ты сегодня газет не читал? Теперь уже вообще сомневаются, была ли у Рубенса такая картина. Так что, может, Грааф и не крал ее. А, скажем, в наследство получил.

— Да ладно!

— Что ты сказал этому полицейскому?

— Дал ему наш отчет по интервью, естественно. По-моему, он ничего интересного там не нашел. Сказал, что выйдет на связь, если понадобится.

— И ты, конечно, на это очень рассчитываешь?

Фердинанд рассмеялся своим визгливым смехом.

— Как бы то ни было, — сказал я, — займись этим сам. Я целиком полагаюсь на тебя, Ферди.

Я мог заметить, как он вырос и как уменьшился — вырос от оказанного доверия и сжался от уменьшительного имени. Баланс — это наше все.

Тем временем мы дошли до конца коридора. Я остановился перед дверью и поправил галстук. По ту сторону двери уже сидели они, ожидая последнего интервью. Чистый ритуал. Потому что кандидат уже рекомендован и уже назначен, просто заказчик этого еще не осознал, они полагают, что им теперь следует еще сказать какие-то слова.

— Запускаешь кандидата ровно через две минуты, начиная с этой, — сказал я. — Через сто двадцать секунд.

Фердинанд, кивнув, посмотрел на свои часы.

— Один момент, — сказал он. — Ее на самом деле зовут Ида.

Я открыл дверь и вошел.