Он просунул в окошко квитанцию, решавшую так много здесь и сейчас. Служащая взяла в руки бумажку, которая за время испытаний приобрела совсем уж непрезентабельный вид. Девушка покрутила ее в руках, глядя то на нее, то на Саблина: помятая, побывавшая в воде, квитанция выглядела сомнительно.

– Вы ее что, в море полоскали? – улыбнулась служащая почты.

– Вы почти угадали, – кивнул Саблин, вступая в игру и изображая на физиономии виноватую мину. – Сумку замочил, когда на экскурсию отправлялся.

Но документ есть документ, тем более что квитанция пострадала не до степени полной непригодности.

– Минуточку… подождите, пожалуйста, – девушка встала с места и отправилась за дверь.

– Вас я готов ждать хоть вечность, – не удержался от комплимента Саблин.

Впрочем, действительно – ради такой бандероли можно было пойти на что угодно. И ведь шли…

Ожидая, Виталий выбивал по стеклу какой-то марш. Почему-то на память ему пришло детство, когда на почте в маленьком городке работала его тетка, и он так любил приходить к ней на работу. Тогда для него, пятилетнего пацана, почтовая реальность казалась экзотикой. Конверты, с которых он отклеивал марки, посылки, припечатанные горячим сургучом, весы, где взвешивался он сам…

– Вот, пожалуйста, – отвлекла его от воспоминаний смуглянка, – ваша бандероль. Получите и распишитесь.

– Это мы с удовольствием, – просиял радостной улыбкой Саблин, – завсегда и с нашей охотой.

Поставив какую-то замысловатую закорючку в подсунутом ему бланке, он получил на руки нетяжелую бандероль, завернутую в плотную желтоватую бумагу.

– Благодарю вас.

– Пожалуйста, – с дежурной улыбкой ответила девушка.

Крепко держа драгоценный сверток, Саблин уступил место перед окошком очередному клиенту и подался на улицу. Там все было так, как и раньше. Ничего подозрительного не наблюдалось, а в сквере все в той же небрежной позе скучал контр-адмирал.

– Вот, Федор Ильич, – продемонстрировал свой улов Боцман, – страшно подумать – а если не то?

– А вот мы сейчас это и увидим…

Под мощными лапами Нагибина бандероль была быстро распотрошена, и перед компаньонами предстал шедевр местного художника. При всей «далекости» обоих от искусства сие творение вызывало лишь улыбку.

– Да, Пятаков знает толк в картинах, – не удержался, чтобы не съязвить, Боцман. – Ну просто Тициан.

– Ладно, знаток ты наш, смотри в корень, – сказал Нагибин, извлекая документы в прозрачном пластике, – вот то, за чем мы гонялись. Вот то, ради чего рисковали жизнями, а Леша Логвинец расстался со своей.

Боцман смотрел на бумажки, и в его душе пронеслась мысль – а стоила ли смерть Леши и все остальное этих бумажек?