Старик, собрав задубелые морщины в загадочную маску, смотрел на него взором каменной бабы, совершенно непонятным случайному белому человеку. Пососал обгрызанный мундштучок трубки и сказал с таким видом, словно объяснил одной фразой все тайны земли и неба:

– Говорю тебе – там плохие места...

И в подробности вдаваться не пожелал, кратко попрощался, вскочил на рогатого и потрусил в тайгу, ни разу не оглянувшись. Экипаж «Ихтиандра», посовещавшись, пришел к выводу, что все это весьма романтично, но абсолютно беспочвенно. Выводы, естественно, делал главным образом Мазур – хотя он и наезжал в эти места раз в несколько лет, как-никак родился в Шантарской губернии и таежных кочевников немного знал. Насколько их можно было знать. Логика аборигенов странствовала специфическими зигзагами, ничуть не изменившись с каменного века – в определенном смысле, кое для кого тут и не кончался каменный век – а потому под «плохими местами» могло подразумеваться все, что угодно: от просочившейся в Шантару радиации до места, где в сорок четвертом упал в тайге перегонявшийся с Аляски бомбардировщик. Было, правда, в тайге легендарное «гиблое место», где якобы погибает все живое, от медведей до птиц – но устная традиция помещала его меж Ангарой и Катангой, притоком Подкаменной Тунгуски, то есть километрах в пятистах восточнее их маршрута.

Правда, это послужило хорошим поводом на ночь глядя поболтать о загадочном, таинственном и жутком. Мазур особенно не старался, но все же Ольга, когда настала пора навестить перед отходом ко сну близлежащие кусты, не без смущения потребовала, чтобы меж этими прибрежными кустами и близкой тайгой разместился законный муж с карабином наперевес. Мазур, похмыкав, разместился – а кстати, неся стражу, вспомнил: вроде бы где-то писали, будто австралийский фильм «Пикник под нависшей скалой» основан на реальных событиях.

Однако Австралия лежала очень уж далеко, а в любую здешнюю чертовщину он не верил. Домового ему, правда, в детстве раз случилось видеть, но домовой – не чертовщина, а такая же обыденность, как вымерший «таежный хозяин», именовавшийся в городах снежным человеком. Конечно, где-то в необозримой здешней тайге до сих пор покоится Золотая Баба и лежат всякие клады, от домонгольских до колчаковских – но и это опять-таки ничего общего с чертовщиной не имеет...

Поутру он все же повозился для очистки совести со счетчиком радиации, прихваченным на всякий случай – кое-где по берегам Шантары и впрямь зашкаливало, так что к пойманной рыбе следовало относиться бдительно и не торопиться лопать. Однако ни в воде, ни в воздухе опасного превышения не наблюдалось – а то превышение, что имелось, было страшно цивилизованному европейцу, но никак не здешнему уроженцу. Так уж сложилось, что и Шантарск, и еще с дюжину городков и деревень стоит на урановой руде, крайне бедной, правда. Иные патриоты уверяют, что благодаря этому Шантарская губерния как раз и поставила в столицы изрядное число талантов – от художника Сурикова до генсека Сталина, получившего-де в здешней ссылке могучую подпитку космической энергетикой. В точности неизвестно, как там обстояло на самом деле, однако подмечено: именно здешняя ссылка вывела многих в люди. Ленин устроил революцию, Сталин стал Сталиным, Пилсудский возродил независимую Польшу, а писатель Штильмарк написал роман «Наследник из Калькутты»... Логично было бы предположить, что и капитану первого ранга Мазуру – коли уж такая тенденция, однако – удастся провести предстоящую операцию самым успешным образом. А наедине с собой можно признаться, что адмиральская звезда ничуть не хуже адмиральского орла...

– Ну вот и чертовщина, – без всякого страха сказала Ольга.

Мазур приподнялся на локте, изогнулся, выглядывая из-за палатки:

– Ну, это не чертовщина, а военщина...

Справа в реку далеко выдавалась желтая песчаная коса – и на ней, всего метрах в десяти от воды, стоял вертолет. Вполне возможно, тот самый, что пролетел недавно – пузатый, зелено-пятнистый, легкий камовский транспортник. Рядом с ним маячили несколько фигурок в защитном.

Мазур присмотрелся. На аварию совсем не походило, вертушка стояла на трех точках, ничуть не покосившись. Берег, должно быть, твердый – идеальная посадочная площадка. До вертолета оставалось метров двести, но две фигурки в хаки уже кинулись к реке, замочив сапоги по щиколотку, ожесточенно махали руками, недвусмысленно призывая причаливать. На плече у обоих висели автоматы. Третий, державшийся на сухом месте, тоже был с автоматом.

– Какие приказы, капитан? – спросила Ольга.

– Правь к берегу, – сказал Мазур. – Черт их знает, какие тут игры, но мы-то люди законопослушные...

Она налегла на румпель, плот шел теперь к косе. Вскоре Ольга оглянулась на него:

– А как держаться?

– Как я тебя учил, – сказал Мазур. – Если что, говори чистую правду. Всю, кроме одного-единственного пункта. Я – пехотный майор в отставке. А если я решу, что говорить надо всю правду, то сам ее и скажу...

– Может, мы нарушили что-нибудь?

– А что тут можно нарушить? – пожал плечами Мазур, помогая ей управиться с румпелем. – Ни запреток, ни надписей я не видел что-то...

Плот мягко ткнулся в дно, прочно сев на мель. Мазур встал, отряхивая ладони, вразвалочку прошел на нос, остановился. На тренировочных штанах не было карманов, иначе он с превеликим удовольствием сунул бы руки в карманы. Но позу он и без того принял самую небрежную, чисто подсознательно – как и положено флотскому при встрече с сухопутными. Особенно если сухопутный помладше чином: на полевых, без просветов, погонах офицера (остальные двое оказались рядовыми) тускло зеленели четыре звездочки.

С минуту стояло молчание. Здоровенные сытые солдатики откровенно таращились на Ольгу, а ихний главный разглядывал Мазура со скучающим видом, испокон веков отличавшим бывалого служаку, привыкшего скрупулезно, но без всякого энтузиазма исполнять разнообразнейшие приказы. На воротнике у него – и у обоих солдат – Мазур сразу разглядел эмблемы частей противохимической защиты. И отнюдь не обрадовался такому открытию: сплошь и рядом эти эмблемки всплывают там, где имеют место всякие военные тайны и прочие хитрые секреты... А любой, кто прослужил достаточно, инстинктивно начинает сторониться мест, связанных с военными тайнами. Особенно, когда своих хватает, когда подписок о неразглашении на тебе висит, как блох на барбоске...