— Я в полном порядке! — он почти рычал.

Шторм моргнула.

— Нет, конечно, нет. Огромное количество мужчин испытывают трудности с поиском подходящей женщины. Но я снова повторяю, что ты должен расширить диапазон. Я имею в виду… тебе уже сколько? Полных сорок?

— Тридцать шесть, — огрызнулся он, уговаривая себя успокоиться, уверенный, что она смеется над ним.

— О, извини — тридцать шесть, — сказала она торжественно. — Что ж, и тем не менее. Ты видимо сосредоточился на блондинках что-то около двадцати лет. Я думаю, что пора твоему здравому смыслу подсказать тебе: «что бы ты ни искал, этого здесь нет».

Вульф знал, что им манипулировали. Еще с их первого разговора днем, она начала вести себя именно так, и к этому времени ее манера общения не изменилась. Он даже был уверен, что если остановится и подумает над этим, то придет к заключению, что она заводит разговор о его личных предпочтениях, как только натыкается на тему, которую не хочет обсуждать.

Проблема заключалась в том, что ее протяжный голос сводил его с ума, а сияние ее глаз — будь это смех или блеск интеллекта — брало верх над его чувствами, не считаясь с его собственной головой. Было невероятно трудно думать о чем-то еще, кроме того, что она сводит его с ума.

Она держала его в таком неуравновешенном состоянии уже несколько часов, поэтому едва ли можно удивляться тому, что он реагировал на нее, не прислушиваясь к своей интуиции и своим ощущениям.

— Почему ты так уверена, что у тебя есть то, что я ищу? — спросил он зло, убирая руку с дивана и придвигаясь к ней ближе. Она сидела у края дивана, подобрав под себя ноги, его бедро уперлось ей в бок.

— Я этого не говорила, — тихо сказала она, опустив длинные ресницы, спрятавшие блеск ее глаз.

— Черта с два, ты не говорила. Ты говорила это весь день. Что случилось, Шторм? Я становлюсь слишком любопытным?

Темные ресницы взлетели вверх, когда она подняла на него свои определенно смеющиеся глаза. Она рассудительно произнесла:

— Не делай того, о чем потом пожалеешь. Мы оба знаем, что я провоцировала тебя на это, и если ты позволишь мне выйти сухой из воды… Я всегда буду знать какие кнопки нажать. Не так ли?

Это была правда, и он это понимал. Но было еще что-то очень обезоруживающее в ее противоречивом признании своего вызывающего поведения. И, кроме того, она его соблазняла на протяжении всего вечера, пленяла и раздражала, забавляла и злила, околдовывала и заставляла защищаться. Даже учитывая, что внутри у него ревел сигнал тревоги, он просто не мог вести себя разумно по отношению к ней.

Уже второй раз за день он сказал:

— Я знаю, что пожалею об этом.

Затем он притянул ее к себе.

То, что он почувствовал в эти первые мгновения, было вовсе не сожалением. Она была теплой, стройной и пугающе хрупкой. Ее мягкие губы были именно такими, какими он их себе представлял. Она немедленно прижалась к нему всем телом.

Он не ожидал того, что произошло дальше. Это была вспышка, настоящий взрыв чувств такой силы, что заставил сотрясаться все его тело и отключил разум. Его первым побуждением было отступить, избежать этого чрезвычайного проявления чувств, и когда он ему последовал, ее глаза открылись и поймали его.

Они были темно-зеленого цвета, ярко горящие, но не светом, а жаром страсти, и в них ясно читалось потрясение. Приоткрытые губы подрагивали, она казалась ему слегка побледневшей. Постепенно шок начал проходить, уступая место приятному, робкому желанию, руки медленно стали ползти вверх, чтобы обвить его шею.