В грозные ноябрьские дни, когда советские войска сдерживали бронетанковые полчища врага в районе Наро-Фоминска, большая группа вражеских автоматчиков, просочившись через наши боевые порядки, решила атаковать штаб. Противник смял ближайший заслон и устремился вперед. Фашисты были почти уверены, что путь свободен и что вот-вот они обезглавят армию и оставят дивизии без оперативного руководства. Воодушевленные неожиданной удачей гитлеровские офицеры торопили солдат, рвались вперед…

— Слушай мою команду! — громко сказал подоспевший Иван Давыдов, обращаясь к бойцам подразделения, охранявшего штаб. — За мной! Быстрее, быстрее! Мы должны уп-ре-е-дить!!!

Автоматчики с трудом поспевали за стремительным и энергичным Давыдовым. Он бежал быстрым, уверенным шагом наперерез атаковавшему врагу. Его план был предельно прост и дерзок: успеть занять небольшую, малоприметную балочку в ста метрах от штаба, встретить врага огнем, обескровить, а затем контратакой покончить с ним.

— Быстрей! Немного еще, товарищи!.. Теперь прижмись. На пули не нарывайсь и не отставай! — широко размахивая автоматом, командовал на бегу Давыдов. — Вот и успели. Ложись! Занимай позицию. Без команды не стрелять: подпустим вплотную! Видите, как они жмут…

С шумом, гамом, автоматной трескотней к балочке приближались гитлеровцы. За нею — штаб. «Да, как раз вовремя! Еще минута-другая — и было бы поздно. Четко распорядился командарм!..» — подумал Давыдов, не спуская глаз с приближающейся цепи гитлеровцев.

…Всего четверть часа назад он пришел на командный пункт армии прямо из боя. Шинель в грязи, в нескольких местах пробита, на правой поле вырван здоровенный клок, шапку-ушанку прострелила пуля… Только начал докладывать о выполненном задании полковому комиссару Владимирову, как его срочно вызвали к командарму, генерал-лейтенанту Ефремову.

— Штаб в опасности. Бегите к правому заслону, вон к тому месту, — указал он на кособокий сарай у дороги. — Берите подразделение — и пулей туда, — перевел он взгляд на группу деревьев. — Там балочка. Займите ее и прикройте штаб, пока не подоспеет подкрепление. Каждая секунда дорога! — последнюю фразу Давыдов уже услышал на бегу…

А враг уже в ста, девяноста, восьмидесяти метрах… Солдаты начали нервничать.

— Товарищ старший политрук! Командуйте. Совсем же близко…

— Жди! Рано!

Фашисты совсем рядом. Их раз в шесть, а может, и больше, чем людей у Давыдова. Впереди четыре офицера. Бегут резво, оглядываются на солдат, кричат на отстающих. Уже слышен топот ног, а политрук выжидает, не дает команды «Огонь!».

— Товарищ старший политрук!.. — еще тревожнее голоса солдат. — Сомнут же…

— Ждать! Они не видят нас.

В руках гитлеровских офицеров уже блеснули гранаты. Один не выдерживает, готовится сдернуть предохранительное кольцо.

— Товарищ старший политрук!

— При-го-товиться!..

Фашисты в пятидесяти метрах. Они запыхались, у солдат красные, потные лица. Давыдов видит, как один за другим гитлеровские офицеры берутся за предохранительные кольца гранат. Чувствовалось, что они уверены — цель близка. Короткий удар — и штаба нет… И в это время вместе с длинной, косящей автоматной очередью по балочке прокатилась властная команда Давыдова:

— Огонь!

Самый раз! Первым, кого сразила очередь Давыдова, был длинный, как жердь, офицер. Тот самый, что бежал резвее всех и раньше других взялся за предохранительное кольцо. Сраженный, он не успел даже бросить гранату, и она разорвалась под ним. Иван перенес огонь на цепь, но краем глаза увидел, как брошенная другим фашистом граната стукнулась о землю и запрыгала в его направлении. Она не докатилась. Взорвалась. И на какие-то доли секунды ослепила Ивана. Когда дым рассеялся, Давыдов увидел, как поредевшая в несколько раз вражеская цепь дрогнула. В следующую же секунду гитлеровцы залегли бы. Этого допускать нельзя. Команда Давыдова подняла на ноги солдат!

— За мно-о-ой! За Родину, впе-ре-е-ед!..