— Курить хочется.
— А ты закури.
— Тютюн оставил в хате.
— На, возьми мой.
Двое хлопцев отделились от группы и поползли под забором на голоса. Вернулись быстро, и Розум, увидев их, встал и, не таясь, пошел к хате. Он пропустил Марию вперед: «Теперь твоя очередь. Дверь открывай резко, но так, чтобы свет не ослепил». Мария набрала в легкие побольше воздуха, чуть задержала дыхание — верный способ сбить нервную дрожь, — вошла в сени, подождала, пока и остальные перешагнули порожек, и рванула дверь.
— Слава героям!
Проводники сидели за столом, слушали Стася. Стафийчук вышагивал по комнате. Он остановился как громом пораженный, увидев Марию. На столе стояли глечики с молоком, ломтями нарезанный хлеб, отсутствие самогона свидетельствовало, что разговор здесь шел серьезный. Краем глаза Мария видела, как за ее спиной неторопливо, но достаточно быстро прошли хлопцы Розума и встали у окон.
— Ну, что же не отвечаете на приветствие, боевые друзья и товарищи? — спросила она ласково и доброжелательно.
— Откуда вы взялись? — выдавил, наконец, из себя Стась.
— По вашему приглашению, Стась, по вашему, — зловеще проговорил Розум.
ПОСЛЕДНИЙ ПРИКАЗ ГОРЛИНКИ
Проводники догадались, что Стась втянул их в какую-то игру, затеянную без ведома и за спиной у Розума и Горлинки. Это были атаманчики, признававшие только силу. А сила эта была на стороне Розума. И не только в виде трех молодцов с автоматами. Розум представлял грозную СБ, националистическую Службу безопасности, у которой суд всегда был скорым и безжалостным — к стенке, на жердь. Рядом с Розумом стояла Горлинка — эмиссар с чрезвычайными полномочиями.
…Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Может показаться странным, что вожаки немногочисленных, затерянных в лесах националистических банд, каждая из которых была оторвана от всего мира, так панически боялись расправы со стороны своих же руководителей. Но дело в том, что организация украинских националистов, избравшая основным методом борьбы против украинского народа террор, сама держалась на жесточайшем терроре. Расправа эта могла осуществиться немедленно, но могла прийти и в тот момент, когда ее меньше всего ждешь. Во всяком случае, вожаки националистов — и крупные и мелкие — всегда подчеркивали ее неизбежность и обязательность. Иначе трудно было бы держать в узде тех, кого националисты обманом, шантажом завлекли в свои сети, кто начал прозревать, избавляться от националистического дурмана. Вот почему проводники, собравшиеся у лесника, меньше всего были склонны сопротивляться энергичному натиску Розума и Горлинки. Только Джура, которому Стась раньше высказал свои подозрения, держал автомат наготове.
— Положи зброю, Джура! — не терпящим возражения тоном приказала Горлинка. — Прибереги свой пыл для будущего. Ярмаш проявил инициативу, решив вас собрать накануне операции, — что же, это хорошо. Он, правда, забыл пригласить меня, но это уже по части Розума — пусть решает, является ли это актом невежливости или предательством общих интересов…
Горлинка села на услужливо пододвинутый кем-то из проводников стул, по-хозяйски расположилась за столом.
— Ну продолжайте, мы послушаем…
Стась, бледный, с нервно бегающими глазами, попытался оправдаться:
— Да мы ж хотели, как лучше… Чтобы не беспокоить вас — ведь осталось уточнить детали…
— Бросьте, Ярмаш! Лучше докладывайте. Мы ведь пришли к началу, не так ли?
Стафийчук собрался с духом.