– О да. Это я злодей. Вашего дядю увозят, его научные открытия, вероятнее всего, уничтожают варвары, а я грубиян. Совершенно обоснованное утверждение.

– Вы невыносимый грубиян. От того, что вы бросаетесь на людей и грубите им, дело быстрее не пойдет, знаете ли. – Я натянула пальто и ловкими движениями застегнула пуговицы. – Мы бы так же ждали бы сейчас экипаж, если бы вы вежливо попросили его подогнать.

– Еще что-нибудь мудрое скажете, что мне следует принять во внимание, голубка моя? – уныло спросил он.

– Да, если на то пошло. Вы не погибнете, если будете добрее к людям. Возможно, приобретете одного-двух друзей. Кто знает? – сказала я, воздев руки к небу. – Может быть, вы наконец-то найдете такого человека, который сможет вас выносить. И в любом случае, почему вас больше волнует лаборатория, а не жизнь моего дяди? Это ненормально. Ваши приоритеты в безнадежном беспорядке.

– Может быть, мне не нужны друзья, – сказал он и двинулся к входной двери. – Может быть, я доволен тем, что говорю так, как говорю, и меня волнует только ваше обо мне мнение. Меня прежде всего волнует не лаборатория вашего дяди, а основания полиции для его ареста, – Томас потер лоб. – До сих пор они арестовали еще четверых других мужчин, которых я помню, – за то, что те слишком много пили и размахивали ножами. Меня волнует, отвезли ли они его в тюрьму или в дом для умалишенных.

– Неприятно и то, и другое.

– Это правда, – согласился Томас, – но в тюрьме меньше вероятности, что накачают «успокоительным».

Через несколько секунд наш экипаж подъехал к парадной двери моего дома. Запряженный в повозку единственный черный конь казался опасным. Животное всхрапывало, выпуская облачка пара в уже поднявшийся вечерний туман. Я прыгнула в экипаж, не дожидаясь помощи от Томаса или от лакея.

Нам надо было спешить. Невозможно предсказать, какой ущерб полицейские наносят драгоценной работе дяди. И если то, что сказал Томас насчет сумасшедшего дома, правда… у меня не хватило мужества додумать эту мысль до конца.

Томас запрыгнул в маленькую кабинку, его внимание было приковано к дороге впереди нас, он плотно сжал челюсти. Я не могла определить, беспокоится ли он о дяде или расстроен тем, что я его оскорбила. Возможно, и то и другое понемногу.

Кучер щелкнул кнутом, и мы поехали, понеслись по улицам так быстро, как могли. Мы объезжали запряженные лошадьми экипажи больших размеров и разъезжались с ними; мы двигались по путанице лондонских улиц проворно, как пантера. Нам показалось, что всего через несколько минут мы уже подъехали к дому дяди в Хайгейте.

Я выпрыгнула из кэба; из-за юбок мои и без того тяжелые шаги были еще более тяжелыми. Полицейские выносили из дома дяди коробки с бумагами. Я подбежала к молодому человеку, который, по-видимому, был здесь главным.

– Что все это значит? – спросила я, надеясь, что им станет стыдно, и они остановятся. Хотя бы ненадолго. – Вы совсем не уважаете человека, который большую часть жизни помогал искать преступников? Чего вы хотите от моего дяди?

У констебля хватило совести покраснеть, но он еще больше выпятил свою внушительную грудь, когда Томас неторопливо поднялся по лестнице развязной походкой. Констебль снова посмотрел на меня, в его светлых глазах появился намек на раскаяние. Но соленые слезы не полились из их океанской голубизны.

– Мне очень жаль, мисс Уодсворт, – сказал он. – Если бы это решение принимал я один, я бы послал всех подальше. Поверьте мне, я ничего не имею против вашего дяди.

Он застенчиво улыбнулся, что выглядело немного странно: человек с такой внешностью вполне мог обладать уверенностью олимпийца.

– Собственно говоря, я всегда восхищался той работой, которую он проделал. Поступил приказ сверху, и я не могу его игнорировать, даже если бы захотел.

Трудно было представить себе, что человек, который умел говорить так хорошо, выбрал жизнь простого полицейского. Я прищурилась, заметив дополнительные знаки отличия на его мундире; значит, он был офицером высокого ранга. Он был не простым полицейским, он был из благородного семейства, если занимал такую высокую должность в свои юные годы.

Я опять перевела взгляд на его лицо. Тонкие кости, высокие скулы и квадратный подбородок делали его очень красивым. Он был почти наверняка из знатного рода. Лицом он был похож на принца Альберта Виктора в юности, только без усов.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросила я.