«Не обязательно, – произнес сухо Алистер. – Мы не все здесь. Грант, Драри, Персимон, не говоря уже о Джеймси Фарлейне… Они немного увеличивают число вариантов, миссис Каудрей-Симпсон». Он громко рассмеялся, но никого не развеселил.

«Число каких вариантов я немного увеличиваю?» Это спросил Родерик, проталкиваясь сквозь вертящуюся дверь со стаканом в каждой руке.

«Мы только начинаем серьезно относиться к тому, что кто-то в отеле – убийца», – сообщил Алистер.

Родерик подал мне стакан, посмотрел в мои глаза и произнес прохладно: «Какой толк от этих обсуждений? У полиции все улики. Доверимся профессионалам».

«Если они присмотрят за Робертой и вылечат ее, – заявила миссис Каудрей-Симпсон, – она сделает все за них».

«За ней будет всю ночь следить констебль», – сказала я.

«Молодой Нейл Грэхем? Этого вполне… достаточно?»

Я поколебалась и ответила: «Я буду тоже с ней. – И добавила, запинаясь: – Она в моей комнате». Снова я почувствовала отчужденность. Будто я была не на ковре у камина, а на необитаемом острове, хоть вся моя вина и заключалась в моей невиновности.

«Разве вам не страшно?» Это снова заговорила Альма. Интересно, на самом деле была злоба в ее голосе, или у меня разыгралось воображение?

«Нет. – Я взяла стакан и быстро оглядела присутствующих. – Где мистер Драри?»

«В гараже, – ответил Губерт Гей. – Потерял книгу и думает, что оставил ее в машине».

«А что, – спросила Альма, и на этот раз насчет злобы в голосе нельзя было ошибиться, – инспектор просил докладывать о наших передвижениях?»

Я почувствовала, что отчаянно покраснела, но взяла себя в руки и ответила очень спокойно: «Меня полиция, как вы намекаете, не уполномочила шпионить. Мне посчастливилось не быть подозреваемой просто потому, что меня здесь не было во время первого убийства. Мое преимущество в том, что есть только один убийца, а не два. Поэтому я не виновата. Именно поэтому инспектор может оставить меня с Робертой, пока не приедет сестра».

«Чудовищно предполагать…» – начал Родерик, обращаясь к миссис Корриган.

Я перебила его: «Все в порядке, Родерик. И предположение, в конце концов, не так уж и чудовищно. Я действительно сотрудничаю с полицией… Надеюсь, как и все присутствующие. И, если понадобится сообщить инспектору о чьих-то передвижениях в любое время, я сделаю все возможное, чтобы доложить о них».

«Ну! – воскликнула Альма. – Должна сказать…» Муж положил ей руку на плечо, и она замолчала.

Я холодно заявила: «Каждому ясно, что это схватка не полиции с группой подозреваемых, а убийцы с каждым из нас в отдельности».

«Молодец!» – неожиданно сказал Гей.

Полковник Каудрей-Симпсон откашлялся. Его лицо вдруг стало обособленным, суровым и умным, все эти качества прежде скрывали доброта и мягкость. Выражение одновременно угрожающее и сочувствующее, лицо скорее судьи, чем солдата. Интересно, может, он правда работал судьей? «Это вы еще мягко сказали, дорогая юная леди. Каждый случай убийства – это дело убийцы против каждого цивилизованного человека. Любой убийца автоматически становится изгоем. Я бы пошел дальше. Я бы заявил, что как только сама идея чрезвычайного физического насилия начинает рассматриваться индивидом как приемлемое разрешение любой проблемы, он немедленно подвергается опасности потерять право именоваться цивилизованным человеком».

«Сильно сказано, сэр», – сказал Родерик.