Вот закрывается дверь, от нее отходит человек. Так – кто это такой? Лицо явно незнакомое, одет – как служивый. Из писарей, что ли?

Он прячет за отворотом кафтана кожаный мешочек. Совсем непонятно – видение крутилось дальше.

Черт! Да он вытряхнул из мешочка змею! Я заметил, как она уползла под мой топчан. Затем в руках незнакомца появился лист бумаги. Он покрутил головой, явно выискивая, куда бы его пристроить. Ага, подходит к иконам в углу и сует бумагу за них, сложив вчетверо, а затем удаляется. На этом видение пропало – закончилось действие порошка.

Вот сволочь Шклядин! И наверняка не сам, а по наущению Ивана Телепнева. Ведь в стычке со мной Телепнев потерял большую часть своих ратников. На поле-то убиты были почти все, ушел сам князь и с ним – еще один человек. Да только дружина у него состояла не из одного десятка. На встречу со мной князь взял чистых боевиков, а ведь у него и специалисты были – вроде тех, кто мог незаметно проникнуть в любое помещение, открыть и закрыть любые сложные замки. Не его ли ратник у меня в избе действовал?

Так, раздумывать не время. Сначала надо избавиться от змеи.

Я вытащил саблю. Кончиком ее вытянул из-под топчана сапоги, таким же образом за лямку вытащил переметную суму.

Вот она! Блестит чешуей, свернувшись в клубок. Проткнув ее острым концом сабли, я вышвырнул ее тело из-под топчана, порубил на куски, нанизал на саблю, как на шампур и бросил в помойное ведро. Сроду недолюбливал и побаивался этих ползучих гадов. Как чувствовал, что когда-нибудь мне придется с ними столкнуться. Гадюка это была или какая-то другая змея – к чему разбираться? Думаю, не ужа безобидного подбросили.

Покончив с одной проблемой, я подошел к иконам и, пошарив за ними, нашел и вытащил бумагу. Так, что там намудрил Телепнев в этот раз? Усевшись за столом, я стал читать:

«Здрав буди, воевода Михайлов! Как мы с тобой и договаривались ранее, стража во дворце подкуплена. Будь в Москве после Успения Пресвятой Богородицы. Ратников возьми поболе, но из числа преданных. С нами Бог! Твой Василий Шуйский».

Вот же сволочь! В коротенькой писульке и мое имя, и Шуйского. Обоих измазали в грязи. По тексту понятно, что готовится заговор с целью свержения государя.

Я присвистнул. Да если Василию в руки попадет такая бумага, кончится арестами – моим, Шуйских – всех братьев. А под пытками у палача можно любого оговорить. Ах ты, сука такая, Иван! Одной бумагой – сразу по всем своим противникам!

Первой мыслью было – сжечь подметное письмо! Коли подбросили, то неспроста. Скорее всего надумают предлог для вторжения в избу и явятся толпою, чтобы свидетели-видаки были, да и вытащат бумагу на свет Божий. И тогда уже не отвертишься. А бумага эта пригодилась бы мне – хотя бы тому же Шуйскому показать, чтобы знал, откуда ветер дует и какие козни против него Телепнев учиняет.

Недолго думая, я взял чистый лист бумаги, написал на нем начало и окончание постов и православную молитву. Посмотрев, что получилось, улыбнулся, сложил лист вчетверо и положил за икону. Пусть почитают, подивятся. Так, теперь бумагу подброшенную надо запрятать понадежнее. В сарай или конюшню нельзя – вдруг за избой наблюдают издали? Надо здесь где-то место для тайника найти.

Я огляделся. Обстановка в избе скромная, если не сказать – аскетическая. И прятать-то некуда. А впрочем – лето, печь топить не надо – спрячу-ка туда. Если уж будут обыскивать, то в печь полезут в последнюю очередь.

Я запустил руку в печь, нащупал уступ за чугунной решеткой и сунул туда бумагу, завернув ее в тряпицу. Вроде не видно. Для верности присыпал ее пеплом, а сверху наложил колотой лучины. Вот теперь порядок!

Поужинал скромно – огурцами со ржаным хлебом и копченой рыбой, запил ядреным квасом и – в постель.

Незаметно сморил сон. И не подозревал я тогда, что допустил ошибку. И спас меня случай.

Время было к полуночи, когда в дверь осторожно постучали.

– Воевода, открой!

Я прислушался: голос тихий, незнакомый. Не убийца ли это по мою душу?