Лиана исключительно обращалась к Майнау, как будто гофмаршала и не было в комнате. Она рассказала, как с помощью придворного священника сделался он господином Шенверта, как с утонченною жестокостью разлучил дядю Гизберта с женщиною, которую тот любил до последнего вздоха…

По временам при ее рассказе слышалось насмешливое хихиканье или раздавалось глухое проклятие, но Лиана не смущалась. Когда же она в первый раз произнесла имя Лен, ей пришлось остановиться.

– Бестия! Змея! – прервал ее гофмаршал со злобным смехом. – Так вот кто ваша поверенная, баронесса?.. Вы слушали сплетни самой грубой, самой неотесанной женщины из всей шенвертской прислуги и, основываясь на ее донесениях, атакуете меня, меня?

– Дальше, Лиана! – настаивал Майнау, бледнея. – Не смущайся! Я теперь все понимаю!

– Если вам и удалось бы опровергнуть все доказательства Лен, так как вы сами бдительно следили в то время за малейшими событиями в Шенверте, то одного не можете вы отрицать, потому что не знаете о случившемся тогда факте, – обратилась еще раз молодая женщина к гофмаршалу. – Несмотря на вашу бдительность, индианка виделась с дядей Гизбертом за несколько дней до его смерти, и он умер с убеждением, что ее безвинно оклеветали.

– Ба! Вы рисуете слишком яркими красками, милая баронесса. Вы должны бы знать, что вероятия заслуживает лишь то, что основывается на несомненных данных, – возразил гофмаршал с хорошо разыгранным равнодушием, хотя голос его еще никогда не звучал так глухо. – Я, конечно, не знаю об этой чувствительной сцене – и это весьма понятно! Она, как и все прочее, плод досужей фантазии… Впрочем, что же так долго и терпеливо выслушивать ваши ничтожные бредни! Я всегда дома, и вы можете во всякое время прислать ко мне наверх приказного служителя, которого вы так любезно желаете навязать мне на шею… Ха-ха-ха!.. Отправляйтесь-ка теперь спать, баронесса! Вы ужасно бледны и, кажется, едва держитесь на ногах; да, да, говорят, что импровизации истощают физические силы… Покойной ночи, моя прекрасная неприятельница.

– Нет, дядя! – воскликнул Майнау, став перед дверью, к которой торопливо приближался гофмаршал. – Я слишком долго слушал с невозмутимым терпением, как ты поносил моих родных, и теперь требую, чтобы и ты остался тут до конца объяснения, если не хочешь потерять в моих глазах последнего остатка твоей «рыцарской чести».

– Poltron![10] – прошипел гофмаршал и бросился в кресло.

Молодая женщина рассказала последнее происшествие у смертного одра дяди Гизберта. В комнате царствовала мертвая тишина, но когда она описала, как умирающий особенно тщательно приложил к записке две печати, то оба слушателя встрепенулись.

– Ложь! Бессовестная ложь! – закричал гофмаршал.

– А! – воскликнул Майнау, как будто светлый луч вдруг блеснул среди мрака ночи. – Дядя! Герцогиня и ее свита должны будут засвидетельствовать, что видели перстень со смарагдом, о котором ты тогда же рассказал, что дядя Гизберт торжественно вручил его тебе при свидетелях десятого сентября… А записка, которой он таким образом хотел придать законную силу, – существует ли она еще, Лиана?

Молодая женщина молча, дрожащими руками сняла с шеи цепочку и отдала ее мужу.

Маленький медальон был точно спаян – никакого следа какой-нибудь механики не было видно. Майнау пропустил свой острый карманный ножик между обеими половинками книжки, и тонкая крышка сломалась… но так счастливо, что обе печати остались невредимы. Записка лежала в том же самом виде, как положила ее туда индианка, покрыв поцелуями.

– Эти оттиски, которым так умно придана законная сила, служат неопровержимым доказательством не только для меня, но и для тебя, дядя, так как ты заявил, что приложение этой печати важнее для тебя самой подписи.

Ответа не было.

– Мнимая царапина на камне выступает тут очень ясно. Завтра, при дневном свете, мы можем полюбоваться в лупу на красивую мужскую голову… А вот внизу и число, подчеркнуто два раза:

«Писано 10 сентября».

Он на мгновение закрыл рукою глаза, а потом развернул бумагу.

– Ко мне адресовано? Ко мне? – воскликнул он в глубоком волнении…

Подойдя ближе к лампе, он громким голосом прочитал содержание записки.