Он подошел к манекену и показал динамометр, укрепленный на груди чучела.
— Запомнили показания при ликвидации противника? А чтобы он остался жив, но потерял сознание, нужно всего-то уменьшить усилие в полтора раза.
Новиков вернулся на исходную позицию и снова в манекен полетели все предметы, один за другим. Вот только нож теперь ударил не клинком, а рукоятью…
— Кирилл, а можно мне?! — возопил нетерпеливый Василий. — Я, я попробую!
Стальной Кир повернулся к сыну Вождя, внимательно посмотрел на него своими морозными глазами и без всякой интонации спросил:
— А разминаться за тебя кто будет? Пушкин А Эс или Лермонтов Эм Ю? На разминку марш. Разогреешь мышцы — попробуешь.
И парни отправились разминаться и разогреваться. Разогревались до тех пор, пока от них буквально не повалил пар. Затем был спарринг — жесткий, бескомпромиссный, потом — метали ножи. Сперва — стоя, потом — на бегу, в падении, в прыжке через препятствие, в прыжке через препятствие с последующим выходом в атаку…
И лишь после этого Кир наконец разрешил им пробовать себя на манекене. Но как ни старался Василий, с ходу научиться нормировать усилие он так и не смог. Предмет попадал манекену в основание черепа, срабатывал выведенный пружинный датчик и… Циферблат с железной неумолимостью показывал, что либо клиент отправился в Страну счастливой охоты, либо, что еще хуже — жив-здоров и готов оказать сопротивление. А тревогу он уже поднял.
Василий переживал, сердился и на себя, и на манекен, и на метательные снаряды, а потому раз от раза у него получалось все хуже и хуже. Не помогало даже то, что Кирилл несколько раз объяснял ему все по новой — результат оставался прежним.
У Артема дела шли немногим лучше. Правда, пару раз он попадал рукоятью ножа именно так, как надо, но только пару.
— Так, бойцы, — Кирилл подошел к ним своей неслышной поступью охотящегося хищника. — Хорош. С одного раза такие вещи не даются. Вот скоро лето — выезд в летние лагеря. На все лето вас, конечно, не отпустят, но на месячишко, я полагаю, можно рассчитывать. Там и подтянетесь. Только чтобы со школой мне… — тут он сделал руками короткое движение, словно что-то отломил. — А то не возьму. А теперь — марш в душ и одеваться. Николай Сидорович наверняка уже весь испереживался.
Окрыленные такой перспективой, ребята вприпрыжку помчались в раздевалку. Стоя под тугими струями то чуть ли не кипятка, то ледяной воды, Василий повернулся к Артему:
— Слушай, я отца буду просить, чтобы он меня к Киру отпустил.
— Да ладно тебе, — Артем тоже обливался контрастным душем, одновременно намыливая свою красивую шевелюру. — Неужели Кир сам не договорится с… — он, как всегда, запнулся, прежде чем назвать Сталина, но закончил неожиданно твердо: — С нашим отцом?
— Да нет, Тема, ты не понял. — Василий завернул краны и теперь яростно растирался жестким вафельным полотенцем. — Я хочу к Киру вообще проситься. В спецназ… — И в ответ на пораженный взгляд сводного брата почти закричал: — А что такого?! Спецназ будет очень нужен в будущей войне! Я что — принц наследный, дома отсиживаться?!
Сергеев молчал, обдумывая услышанное, как всегда, тщательно и обстоятельно. Василий, решив, что это молчание — знак неодобрения, начал заводиться.
— Можешь говорить, что хочешь, но если даже отец запретит — все равно пойду! Я свободный человек!
В это время Артем как раз пытался решить: стоит ли говорить Васе, что он сам решил проситься к Кириллу. Уж, во всяком случае, два года обучения у Стального Кира наверняка может быть приравнено к курсу военного училища. Так что после школы вполне можно бы попроситься. Вот только…
Юный Сергеев озадаченно встряхнул головой. Васька, конечно, упрямец известный, но в том, что приемный отец ни за что не отпустит своего любимца в спецназ, где можно запросто попасться в плен врагам… ну, то есть не запросто, конечно — не для того же Новиков своих бойцов натаскивает с такой свирепой требовательностью?! — но вероятность плохого исхода в спецназе очень высокая. Артем сам все досконально просчитывал, и получается, что даже неизвестно, отпустит ли… отец его самого, а уж вместе с Красным… как выражается Кир, «ловить нечего».
Так и не дождавшись ответа от сводного брата, Василий надулся и замолчал. Молчал он всю дорогу до дома и весь вечер, пока не вернулся Иосиф Виссарионович. Увидев на пороге отца, Василий рванулся к нему: