Она открыла глаза и посмотрела в потолок. И поразилась. Потолок был не её! Он был низкий и деревянный. Светлана завертела головой и обнаружила, что и комната не её! Какая-то деревенская горница, а не её уютная квартирка! Она вновь закрыла глаза, глупо надеясь, что это сон. Открыла. Ничего не изменилось. Обстановка была совершенно незнакомой.

Светлана лихорадочно принялась перебирать воспоминания. Может, она у кого-то из друзей на даче? До сих пор она никогда так не терялась после пробуждения. Всегда ещё даже не открыв глаза, чётко знала, где и в чьей постели находится. Всегда, но не сегодня!

Она твёрдо помнила, что вчера ни к кому на дачу не собиралась. Собиралась встречать Новый год дома. В полном одиночестве. Сочувствующие замужние подруги пытались зазвать её в гости, незамужние – в ночной клуб, но она твёрдо отказывалась. В уже прошлом году Светлана развелась и собиралась насладиться первым одиноким праздником. Когда никто не будет забирать у тебя телевизионный пульт, заставляя смотреть что-то раздражающе шумное. Не будет споров, к кому и куда идти, упрёков за настоящие и выдуманные промахи. Не надо будет терпеть общество совершенно неинтересных, а иногда неприятных людей. Не нужно мучительно выжидать время, когда наконец можно перестать делать вид, что тебе весело, а спокойно лечь спать. Конец года у бухгалтера Светланы Сергеевны всегда выпадал страшно нервным и напряженным, так что в новогоднюю ночь тупо хотелось отоспаться за весь конец декабря. И этот Новый год она собиралась встретить так, как ей хочется! Одна!

Единственные, с кем Светлана могла бы разделить праздник, это родители. Но отец много лет как умер, а мать недавно в третий раз вышла замуж, и сейчас ей было не до старшей, давно живущей самостоятельно, дочери.

Да и не успела бы к кому-то на дачу поехать. Вчера, тридцать первого, они работали. Начальница, одинокая злыдня, принципиально требовала отсидеть в офисе до трёх. «Тридцать первое декабря по закону рабочий день, и никто его не отменял!» – стальным голосом говорила она и все вынужденно подчинялись. Хотя какая там работа! Уже с утра начиналась подготовка к тихим посиделкам в кабинетах, где-то с полудня начинались взаимные поздравлялки, застолье, а ближе к концу уже вовсю гремела музыка. Некоторых в результате выгоняла с работы только необходимость сдавать офис под сигнализацию.

Светлана помнила, как скидывала на флешку документы, с которыми планировала поработать в долгие праздники, как на такси долго из-за пробок добиралась до супермаркета. Как толкалась среди таких же делающих запасы на весь оставшийся год горожан. Как мысленно возмущалась: «И что они все сегодня здесь толкутся? Неужели нельзя всё купить заранее? Или что, думают, завтра ничего не будет?»

Помнила, как готовила праздничный ужин, принимала ванну, накрывала стол. Упахиваться на кухне необходимости не было, но она всё равно хотела, чтобы на столе присутствовали двенадцать, по числу месяцев, обязательных блюд. Говорят, что тогда наступающий год будет благополучным. Хоть особо в эту ерунду не верилось, но и рисковать, нарушая обычай, не хотелось.

Светлана вчера даже по пальцам посчитала. Два салата, три нарезки – мясная, сырная и овощная, рыба, картошка, курица, фрукты, коробка конфет, и ближе к двенадцати мороженое. Чтобы довести до нужной дюжины поставила отдельно блюдце с любимыми оливками. За пять минут до двенадцати по команде президента наполнила бокал вином и вдруг вспомнила поверье из студенчества. Если успеть загадать желание, написать его на бумажке, бумажку сжечь, пепел всыпать в бокал и выпить его под бой курантов, то желание сбудется. И как назло всё оказалось под рукой – спички, которыми планировала зажечь бенгальский огонь после двенадцати, ручка, вместо обычной бумаги салфетка. Вдруг вспомнилось, как хотелось в прошедшем году съездить к Средиземному морю в отпуск, но из-за развода всё сорвалось. Всё рухнуло и планы на отпуск – это самая малая портеря. Вспоминать о прошлом кошмаре не хотелось. Хотелось думать о будущем счастье.

Быстро оторвала кусочек салфетки, написала «дальняя дорога», подожгла на блюдце, под последние удары курантов успела всыпать чёрные хлопья в бокал и торопливо выпить. Успела! Всё также торопясь бросила в рот оливку, надеясь перебить вкус пепла, как-то неловко глотнула. Проглоченная целиком вместе с косточкой ягода внезапно стала поперёк горла. Светлана помнила, как мучительно задыхалась, и некому было хлопнуть её по спине.

А потом ничего, чернота, и полёт среди звёзд.

«Я что, в больнице?»

Светлана вновь осмотрелась. Нет, эта деревенская комната со странным маленьким окном, сквозь которое пробивался серый жемчужный утренний свет, на больницу никак не походила.

«Я брежу?»

Но на видения это тоже не походило. Пальцы ощущали мягкость простыни, приятно пахло деревом, сухими травами и свежим хлебом, всё кругом виделось совершенно отчётливо и по-своему логично. Деревянные стены и потолок, простая грубая мебель, самодельная тканная дорожка половичка, мягкая жаркая перина, лоскутное одеяло. На узком столе, стоявшем прямо под решётчатой рамой окна, стояли глиняные кувшин и кружка. Почти также когда-то выглядела комната для маленькой Светочки в деревенском доме бабушки.

«Вот только как я здесь очутилась?»

Светлана услышала лёгкие шаги и настороженно уставилась на вход. Дверь открылась и в комнату вошла женщина лет сорока в длинном коричневом платье. Повязанный поверх него фартук делал её похожей на служанку из исторического сериала. Сходство усиливал чепец, прикрывавший светлые волосы незнакомки.

Она внимательно смотрела на Светлану. Встретившись взглядом, женщина нежно улыбнулась:

– Проснулась? Как ты себя чувствуешь?

Чувствовала себя Светлана хорошо, но странно. Непривычно.

– Проснулась. Спасибо, хорошо.