— Они все начали себя забывать. Кто-то вот-вот готов уйти на перерождение, кто-то еще держится за что-то или за кого-то. Но вскоре все они уйдут. Останутся только такие, как я. И еще голодные твари. Они всюду рыщут в поисках легкой добычи, поэтому многие, встретившись с ними, торопится уйти в забытие, чтобы иметь шанс переродиться. Потому что твари на своем пути пожирают все, они питаются слабыми душами, увеличивая себе силу. Многие из них разумны, поэтому охотятся с особой извращенностью. А люди, чьи души были поглощены мерзкими тварями, исчезают насовсем, они уже не смогут возродиться ни в одном из миров. Когда-то я считал это выходом для себя. Но мне стало страшно. Что если я стану частью этого жуткого существа и буду всё чувствовать и понимать, буду сам пожирать души невинных? Это страшнее всего. Поэтому-то я и брожу здесь, помогая заблудшим душам скорее уйти на перерождение, если они этого желают.
Евлампий говорил долго, я ловила каждое его слово, как собственно и души вокруг нас. Некоторые подошли к старцу ближе, протягивая свои полупрозрачные руки. Он тихо кланялся и обещал всем помочь. Но чуть позже. Сюда мы пришли в поисках моей сестры. И Евлампий надеялся получить хоть какую-то информацию.
Дедуля подошел ко мне, объясняя наш план:
— Сейчас я попрошу их объединиться разумом, одна из душ подойдет к тебе и прикоснется. Будет гораздо холоднее, чем со мной, но контакт не разрывай. Ты должна передать образ своей сестры. Не так внешность, как черты характера, может вспомнишь самые яркие моменты с ней. Души живут воспоминаниями, эмоциями. И каждая сущность в этом поселении через коллективный разум получит твое послание. Если кто-то из них встречал душу твоей сестры — они нам расскажут. Все поняла? Как можно более яркие эмоции. Приготовься. Я пока пойду поговорю с ними, заодно получу информацию о желающих уйти. Ничего не бойся, они не причинят тебе вред. Можешь пока передохнуть, заодно вспоминай всё, что знала о сестре, всё, что чувствовала рядом с ней.
Я отошла чуть в сторону от основного скопления душ, присела на что-то, напоминающее лавочку и закрыла глаза. Так проще вспоминать:
«…Вот мне семь лет. Папа купил огромный торт и семь свечей. Дома мы его не ждали, он был в командировке, но он решил сделать мне сюрприз. Я была немного расстроена, но рядом со мной была Марина, она старалась веселить меня, корчила смешные рожицы и странно подмигивала. Оказалось, что мама с папой попросили сестру меня отвлечь, чтобы приготовить сюрприз с тортом. Когда я вышла на кухню, там были все мои родные. Сестренка подбежала ко мне и обняла, за ней последовали родители. Свечи мы задували гораздо позже, когда наобнимались. Папа… Нет, не те воспоминания. Дальше.
…Похороны отца. Я реву, сестра тихо плачет рядышком, обнимая меня. Мне больно. Сердце словно в тисках, мы же еще совсем дети. Но Марина старается быть сильнее. Она успокаивает не только меня, но и маму.
…Двумя годами позже. Мама уже много пьет, нами совершенно не занимается, ей просто плевать. Марина нашла где-то подработку и принесла домой огромную пачку макарон. Ели мы их полусырыми из пластиковых мисок. Они были солеными, но Марина улыбалась, а я с Егором повторяли за ней — первый заработок сестры.
…Вот мы уже вместе ищем подработку, я побаиваюсь, а сестра поддерживает меня, нашептывая, что я молодец»
И так одно за другим мои мысли о сестре. Я не замечаю, как по щекам потекли слезы. Ощутила я их только тогда, когда что-то холодное прошлось вслед за ними. Я распахнула глаза и уставилась на девчушку лет десяти, она пыталась вытереть мне слезы.
Глава 38. В поисках сестры
Девчушка смотрела на меня с интересом, возможно она через прикосновение ощутила остатки моих чувств. Я попыталась успокоиться и улыбнулась малышке. Не хотелось ее пугать. Хотя чем еще можно напугать десятилетнего мертвого ребенка?
Девочка подошла ко мне ближе и протянула руку, не касаясь, она будто спрашивала разрешения. За ее спиной стоял Евлампий, который мне коротко кивнул. Я сама потянула ладонь на встречу малышке, и мы прикоснулись друг к другу, было холодно, но совсем не неприятно. Я снова закрыла глаза и начала вспоминать Марину. В памяти выбирала счастливые моменты, веселые случаи. Но потом всё же из моих воспоминаний потекли и моменты боли. Снова и снова я вспоминала каждую минутку вместе с сестрой, холод начал нарастать, но я его практически не чувствовала. Боль вытекала через мои пальцы, заполняя всё пространство вокруг. Миг за мигом я срасталась со своими чувствами, стала их частью. Не знаю что произошло бы потом, но меня остановил Евлампий, его голос ворвался в мое сознание:
— Алиса, хватит. Достаточно. Алиса, остановись — и я остановилась, девочка уже сама разорвала прикосновение. Когда я открыла глаза, малышка стояла рядом, ее руки были раскинуты, она хотела меня обнять, но не решалась. И тогда я сама опустилась к девчушке, став на колени, и заключила ее в объятия. В этот раз холод был нежным, обволакивающим. Он успокаивал и дарил надежду.
Не знаю сколько мы так простояли, но на плече я ощутила руку Евлампия, он тоже поддерживал меня:
— Пойдем, девонька. Я уже помог тем, кто хотел уйти, больше нам не нужно здесь задерживаться.
Я поднялась, мысленно прощаясь с малышкой и пошла следом за дедулей. Я старалась не оглядываться, не хочу видеть глаза малышки, она слишком проникла ко мне в сердце, чтобы мне было легко с ней прощаться.
Шли мы молча, мне нужно было привести в порядок свои чувства, а Евлампий, наверное, просто меня понимал и не стремился разговорить. За это я была ему очень благодарна. Но со временем переживания поутихли, и я хотела узнать что стало известно старцу о моей сестре. Об этом я его и спросила:
— Они что-то знают о Марине? Сказали, где нам искать ее?
— Сказали. Но тебе это не понравится. Слишком опасно туда соваться — вот и весь ответ Евлампия. Но я не зря ступила за грань, чтобы вот так сбегать при первой же опасности: