– Нет, – проговорила она. – Но давай начистоту, Макс. Ты можешь быть лучшим медбратом в мире, но у каждого есть свой предел. – Она положила руку мне на плечо. – И, полагаю, что для такого, как ты, это чересчур.
– Я не…
– У тебя огромное сердце, искреннее и доброе. И каждую ночь ты впитываешь в себя входящие в эти двери страдания. И не отпускаешь. Так ведь?
Я вертел в руках чашку с кофе.
– Это тяжело. Так много боли.
– Верно. Но желание помочь облегчить чужие страдания не должно стать источником боли для тебя самого.
Я начал протестовать, но потом представил себе год в отделении «Скорой помощи». Пять лет. Десять. Черт, да я с ужасом ждал следующей недели.
– Я очень этого хотел, а теперь, кажется, не могу освоиться.
– Сможешь, – проговорила доктор Фигероа. – Просто тебе нужно время, чтобы все взвесить.
– У меня нет времени. Мне нужно работать. И найти жилье. А еще…
«Попросить родителей снова принять меня в качестве сына».
– Знаю, – согласилась доктор Фигероа. – У меня есть друг, врач-невролог. Арчи Уэбб. Один из его пациентов – птица высокого полета. Понимаешь, о чем я? – Она изобразила выразительный жест, потерев большим пальцем подушечки указательного и среднего. – Ему нужен первоклассный частный уход. И без огласки.
– Что за пациент?
– Один из наших друзей из «Марш Фармасьютиклс». Может, ты о них слышал?
Я слабо улыбнулся.
– Название знакомое.
Имя Марша красовалось на всех больничных ручках и блокнотах, не говоря уж о крупных музеях отсюда и до Европы. Марши жили в огромном поместье за городом и считались чуть ли не королевской семьей. Состояние Старого Света превратилось в империю, когда «Марш Фарма» получила от Управления по контролю за пищевыми продуктами и медикаментами зеленый свет на производство своего самого популярного лекарства, обезболивающего на основе опиатов под названием ОксиПро.
– Пациент работает на Марша? – поинтересовался я.
– Пациент – сам Марш, – доктор Фигероа понизила голос и облокотилась на стол. – Эдвард Марш III, президент и генеральный директор компании.
Я удивленно поднял брови.