Эмилия примостилась на огромный пуф, стоящий рядом с роялем и завороженно смотрела на Милу.

«И если ты уходил к другой,

Или просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде»

Когда Каменев вернулся в гостиную, он прислонился плечом о дверной проем и, прикрыв глаза, задумался о чем-то своем. А Эмилия, поджав ноги под себя, сосредоточенно наблюдала за тем, как перебирает пальцами Мила. Ее бархатный голос все продолжал выверено тянуть высокие ноты:

«Когда же, наш мимолетный гость,

Ты умчался, новой судьбы ища,

Мне было довольно того, что гвоздь

Остался после плаща»

Когда Мила закончила композицию, Лия захлопала в ладоши:

— Я тоже хочу также петь и играть! Ты меня научишь, Мила?

— Боюсь, что я через несколько дней должна буду вернуться домой.

Малышка расстроенно поджала губы, а Каменев поймал себя на мысли, что эта химия между Милой и Эмилией просто удивительна. Ведь дочка очень осторожно подпускает к себе людей после смерти Вивьен. А здесь с ходу пошла на контакт, еще и так прикипела всего за один день.

Милене выделили просторную гостевую комнату на втором этаже, рядом со спальней Эмилии. Девочка очень просила папу, чтобы сегодня ее уложила спать Мила. А когда она уснула, Мила спустилась к Каменеву в гостиную.

Сейчас он был в рубашке навыпуск, с закатанными рукавами и без галстука. Со взъерошенными волосами и мальчишеской ухмылкой на губах.

— Эльзасский рислинг, — говорит он, протягивая бокал вина.

— Ты не мог этого знать, — подозрительно сощурив глаза, произносит Мила.

— Я навел кое-какие справки, — лениво отвечает он, наливая себе в бокал виски.

— Тогда за перемирие? — тихонько спрашивает девушка, поднимая бокал в воздух.