Этих слов хватило, чтобы заставить Леонида снова испытать волну возбуждения. Сама мысль, что до него у Милены никого не было, разжигала в нем бурю. На этот раз он был нежнее и сдержаннее. С каждым движением он осторожно входил в нее, ощущая, как ее тело сжимается и расслабляется под его прикосновениями. Искусно увеличивая темп и силу своих настойчивых толчков, он увлекал ее в глубины наслаждения, погружая ее в безумие и безудержную страсть.

Леонид целовал ее губы, веки и шею, прикусывая и дразня ее кожу. Пальцы, запутавшись в светлых волосах, то мягко гладили ее затылок, то крепко потягивали непослушные локоны. А затем, сделав последний, решительный толчок, он почувствовал, как его тело ослабевает, испускаясь в ней волнами неподдельного блаженства.

Так, они пролежали минут пятнадцать, разговаривая друг с другом о всякой ерунде. Леонид игрался с локонами Милы и по-мальчишески смеялся над ее колкими комментариями. Девушка действительно была неглупа и очень образована. Однако рассвет плавно заливал комнату светом, и аура романтики понемногу сходила на нет.

— Я воспользуюсь твоим душем? — перебил внезапно воцарившееся молчание Леонид.

— Да, вторая дверь налево по коридору, — ответила Мила, все еще стесняясь их близости.

Он пошел в гостевой санузел, а Милена отправилась в ванную комнату, которая находилась в ее спальне. Оказавшись в ванной, мужчина не смог удержаться от сравнения ее с музеем, который он и его мать посетили в Питере много лет назад. Стены были выложены ослепительно-белой меленькой плиткой с золотой окантовкой у потолка и в месте, где стена сходилась с напольным плинтусом. Он внимательно оглядел длинную тумбу из древесного массива, и раковину, сделанную из мрамора. Мужчина был ошеломлен роскошью и изысканностью ванны, которую ему предложила Мила. Его взгляд скользнул по зеркалу в полный рост, украшенному золотой рамой, которая отражала его собственное изумление. Справа от огромной душевой кабины находился золотистый стеллаж с кучей белых, отпаренных полотенец, несколько стоек с махровыми халатами и стопка тапочек в стильных текстильных чехлах. По бокам от стеллажа расположились два цветочных горшка с все той же золотой окантовкой, в них сидели какие-то пушистые цветы, название которым Леонид так и не смог дать.

А в это время, Милена, стоя перед зеркалом в ванной комнате, смежной с ее спальней, обхватила края раковины и пристально посмотрела на свое отражение. Глаза ее, зеленые и полные смущения, не могли моргнуть. В ее голове пролетели все моменты ее семнадцати лет, словно на пленке.

Она вспомнила, как впервые осталась дома одна, всего пятилетней. Ее мать просто забыла о ней, предпочитая отправиться на очередной светский раут, не вызвав няню. Когда Милене исполнилось шесть, отец принял решение отправить ее в пансионат для юных дам в Швейцарии. И вновь она почувствовала себя брошенной, обузой, от которой родители просто хотели избавиться на пять долгих лет. В двенадцать лет она узнала о том, что такое секс, наблюдая, как ее беззаботная мать развлекается на отцовском столе в объятиях инструктора йоги. Сейчас же, проводя пальцем по своим зацелованным губам, которые все еще хранили прикосновение Леонида, она дрожала от одной мысли о предстоящей встрече с ним лицом к лицу. Ее с ног до головы затопило смущение. Смущение от непривычности близости, от ощущения своего тела. И недовольство от того, что вновь она оказалась в ситуации, которая заставляла ее чувствовать этот жгучий, всепоглощающий стыд.

Милена погрузилась в свои мысли, потерявшись в пучине прошлого. Сквозь ее зеленые глаза проступали следы боли, которую она испытывала на протяжении всех этих лет. Она была лишена заботы, любви и внимания, она была не более чем игрушкой в руках своих родителей. И теперь, стоя перед зеркалом, она видела свою слабость, свою зависимость от чужого прикосновения. Ни это ли подтолкнуло ее к тому, чтобы отдаться первому встречному? Или же это все произошло из-за Матвея, изменившего ей прямо на своем выпускном вечере? А может Леонид просто воспользовался ее нетрезвым состоянием?

Но ведь это она попросила его остаться! Это было только ее решение. Эта мысль придала ей немного уверенности. Через три месяца она уже сможет отвечать сама за себя и никто больше не сможет ей указывать, как ей себя вести и как жить. С этими мыслями Милена вышла из ванной, достала из шкафа набор, состоявший из серых слаксов и футболки-поло с вышивкой известного бренда на кармане, и столкнулась с Леонидом на выходе из своей комнаты.

— В твоей квартире можно потеряться, — улыбнулся он краешком рта. Леонид выглядел свежим после душа. Его мокрая челка падала на высокий лоб темными прядями, от чего он казался еще привлекательнее.

— Прости, я задержалась, — неловко проговорила девушка.

Он оценивающе скользнул взглядом по ее фигуре — обтягивающие слаксы аппетитно подчеркивали ее обворожительные бедра, а розовое поло придавало благородности. Сузив свои голубые глаза, он игриво спросил:

— В вашем люксе предусмотрен завтрак?

— Это дизайн-проект матери, она предпочитает роскошь, — объяснила Милена сразу. — У меня есть блины. Будешь?

— С удовольствием, — протянул мужчина. А затем неожиданно притянул ее к себе: — Расскажешь, почему?

— Почему роскошь? Или почему блины? — съерничала Милена, отводя взгляд от его внимательных глаз.

— Почему решилась провести ночь со мной, — уже серьезнее.

Милена мигом залилась краской. К такому вопросу она, конечно, была готова, но не думала, что он прозвучит настолько в лоб.

— Ты задаешь странные вопросы, — неловко парировала Мила, пытаясь вывернуться из его объятий. Это оказалось гораздо сложнее, учитывая, что ее макушка еле доходила ему до груди. — Решилась и все.