***

А у поэта Никитки утро началось после полудня. Когда парни-холостяки, с которыми он вчера на дискотеке принимал согревающее, пришли лечить его от похмелья.

Услыхав под своими окнами топтание и негромкий свист, баба Клава отреагировала немедленно. В первую очередь рука потянулась к метле, и только потом она отперла дверь и вышла из сеней.

- Чего пришли? - спросила грозно.

Все четверо уставились на нее.

- Так мы это... - проговорил один и показал бутылку самогона.

- Так! Быстро пошли отсюда. Нечего мне спаивать подопечного монстра.

- Да какой он монстр? Нормальный мужик, правильной ориентации, идеологически выдержанный, - приводил доводы другой, опасливо косясь на метлу.

- Чего? Кыш отсюда. Болеет он.

- Так мы лечить.

- Я вам покажу лечить, ироды!

И пошла на них с метлой наперевес.

Пока она возмущалась, в окне возник измученный похмельем поэт. Которому в страшных снах снилось, что шаман его садистски пытает, сжимает голову обручем, а голова почему-то пухнет и пухнет. Сейчас у него болела голова так, что, казалось, продолжается тот сон. А еще ему хотелось сразу и в туалет, и курить. И тут он увидел в окне ребят-холостяков, с которыми вчера пил.

Естественно, он тут же вылез на крыльцо с радостным воплем:

- Мужики, наливай!

И сквозанул мимо Бабы Клавы бочком-бочком. Да так быстро, что ей пришлось с сожалением осознать, что воспитательный момент упущен. И еще - что теперь лохматого монстра уже никто в их деревне не считает монстром.

Размылся образ врага, замылился.