Волосы у мастера Глеба были светлыми.

И вправду, Белов.

Выгоревший на солнце, и только серебристые нити седины поблескивают, будто кто припорошил пряди модной в нынешнем сезоне блестящею пудрой. И брови тоже светлые, и выделяются на загоревшей дочерна коже…

— За розы, — терпеливо повторил он. — Сколько?

— Сто рублей.

— Сколько?! — вот теперь он удивился.

— Это ларрейские, — Анна стиснула кулачки, пытаясь отрешиться от боли, которая ныне была как-то чересчур уж сильна. — Ампельные… сорт «Морозная ночь»… у меня есть каталог и…

Он взмахнул рукой, обрывая поток нелепых ее объяснений.

…у нее никогда-то не получалось просто говорить о том, что ей нужно. И это злило людей. Они сдерживались, как вот бывший супруг Анны или этот мастер, который едва заметно поморщился.

— Двадцать пять рублей саженец. Четыре куста.

Она могла бы и отступить.

Сумма не так уж и велика, все одно ей содержание тратить особо не на что, а розы… розы еще остались. И если скрестить не с «Птицей Сирин», но с «Вяземской дымчатой», может получиться интересно. Особенно если попытаться закрепить и немного осветлить тот характерный и вправду дымчатый оттенок.

— А за работу? — Глеб смахнул пыль с невысокой ограды, разделявшей два участка. Или это была не пыль, но пепел, оставшийся от роз? — Вы ведь маг? Жизнь, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

Жизнь.

Только слабенькая, ее и хватает разве что на цветы. Было время, Анна в целители пойти мечтала, будто чувствовала, что пригодится. Но не взяли.

…перегоришь, деточка. Одного желания мало. Тебе чего попроще бы… поспокойней…

И она согласилась.

Она всю жизнь со всем соглашалась, пока не поняла, что ничего-то хорошего из этого согласия не выходит.

Но сосед ждал ответа. И Анна вновь вздохнула.