Книги

Один плюс один

22
18
20
22
24
26
28
30

– Лучше не надо.

– Я не понимаю. Почему ты не хочешь посидеть в машине?

– Не притворяйся, будто не знаешь. – Слезы навернулись ей на глаза. Она яростно смахнула их ладонью.

– Я действительно не знаю, Джесс.

– Тогда я не могу тебе сказать.

– Это просто нелепо. Идем в машину.

– Нет.

– Почему? Я не буду стоять здесь, если ты не назовешь мне убедительную причину.

– Потому что… – Ее голос надломился. – Потому что там мы были счастливы. Я была счастлива. Я долгие годы не была так счастлива. Я просто не могу. Не могу сидеть там наедине с тобой теперь, когда мы…

Она замолчала. Отвернулась от него, не желая показывать свои чувства. Не желая показывать свои слезы. Она услышала, как Эд подошел и встал у нее за спиной. Чем ближе он подходил, тем больше она задыхалась. Джесс хотела попросить его отойти, но не вынесла бы, если бы он отошел.

Он тихо прошептал ей на ухо:

– Я пытаюсь кое-что тебе сказать. – (Она смотрела в землю.) – Я хочу быть с тобой. Я знаю, что мы все испортили, но мне все равно лучше с тобой, когда все плохо, чем когда все вроде бы хорошо, но тебя рядом нет. Черт. Я не большой мастер в этих делах. Понятия не имею, что говорю.

Джесс медленно повернулась. Он смотрел на ее ноги, засунув руки в карманы. Внезапно он поднял взгляд:

– Мне сказали, какую задачу не смогла решить Танзи.

– Что?

– Это из области теории эмерджентности. Сильная эмерджентность означает, что сумма может быть больше составляющих частей. Ты понимаешь, о чем я?

– Нет. Я дуб в математике.

– Не хочу об этом больше вспоминать. О том, что ты сделала. Я вовсе не идеал. Просто я… хочу попытаться. Это может оказаться огромной ошибкой. Но я все же воспользуюсь шансом.

Он осторожно взялся за шлевку ее джинсов. И медленно притянул Джесс к себе. Она не сводила взгляд с его рук. А затем, когда наконец подняла к нему лицо, он смотрел прямо на нее, и Джесс поняла, что плачет и улыбается, возможно, впервые искренно улыбается за сто тысяч лет.

– Я хочу проверить, что мы дадим в сумме, Джессика Рей Томас. Все мы. Что скажешь?