Воины Змеев молча уронили Стрижа в грязь, надёжно зафиксировали и освободили от кандалов, заменив их прочной верёвкой. Кандалы, впрочем, вскоре вернули, нехитро перемотав хладное железо синей тканью, срезанной с плаща одного из покойников.

В голове Лёхи мелькнула неуместная мысль о том, что и в этом мире в ходу синяя изолента.

В карету его закинули, как мешок с картошкой: без нежностей, прямо на пол к грязным сапогам Гарма. А вот графскую пустышку усадили бережно, словно боялись поломать. Оно и понятно — за поломку ходячей батарейки его сиятельство по головке не погладит.

— Трупы оттащите в лес, зверью, — распорядился Гарм. — Снимите с них всё ценное — создайте видимость нападения разбойников. Потом догоните нас по дороге в замок. И прикажи, чтобы меня без крайней нужды не беспокоили.

— Да, ваше сиятельство! — рявкнул рыцарь и закрыл дверцу экипажа, оставив Лёху наедине с графом.

Карета двинулась, но теперь оставалось только ностальгически вспоминать о том, как на колдобинах ушибалась задница, а не голова.

Перед глазами шевельнулись заляпанные грязью сапоги графа. Лёха отвернулся, только чтобы увидеть другую пару грязных сапог, в которые был обут пустышка графа.

Похоже, чужие сапоги да грязный пол кареты — вот и всё, что будет наблюдать Лёха всю дорогу до замка Змеев.

— Кто-то из ваших спелся с Кречетами? — задал странный вопрос Гарм.

Пока Стриж соображал, что это значит и не отбил ли он последние мозги при тряске, как услышал незнакомый голос:

— Не знаю. Я не слышал о других изгнанниках, но может он из далёкого клана.

Извернушись, Лёха увидел пустышку графа, с интересом взирающего на него вполне осмысленным взглядом.