— Там нет тайных ножей, — пожаловалась профайлер, но послушно сняла обувь и положила на сканер.

— Попробуй только опоздать! — крикнул Дух на прощание. — Понедельник, восемь утра. Следующая форточка откроется не раньше осени. Но все будет хорошо. После обеда отпразднуем возвращение в лоно семьи, если я не пожалею о том, что не умер в воскресенье, потому что Валигура устраивает именины и объявил, что предполагает по полкило «Духа Пущи» и «Потухшего Экрана» на рыло. Ты обещала.

— Посмотрим. — Саша пошевелила пальцами ног. Она все еще стояла босиком, а чистота тюремного пола не восхитила бы инспектора санэпидстанции. Она повернулась к Хельге и попыталась пошутить: — Я же иду не к Ганнибалу Лектеру?

— Именно что так, моя дорогая, — отчеканила Хельга, не прерывая осмотра сумки. Она остановила картинку, так как заметила некий острый предмет. По приказу надзирательницы Саша вынула брелок для ключей. Показала. Хельга практически вырвала его из рук профайлера, осмотрела с каждой стороны, как будто в него мог быть встроен складной пистолет, после чего поместила его в контейнер.

— Алкоголь, наркотики?

Залусская лишь иронично усмехнулась. Но Хельга не умела считывать эмоции с лиц и вела себя как робот. Сейчас она отстегнула ремешок от сумки и, обернув его вокруг запястий, проверила эффективность в качестве орудия удушения. Саша услышала, как металлическая пряжка звякнула о дно контейнера. С этого момента ее перестало что-либо удивлять. Она объехала все польские тюрьмы, в которых отбывали наказание жестокие убийцы, но такой проверки не проходила нигде. Даже когда Хельга вынула дезодорант, открыла, дважды брызнула им в воздух и скривилась, так как ей не понравился запах, Саша стояла, замерев, и не моргая смотрела на надзирательницу, как на неприступную крепость.

— А это? — указала та на длинный заостренный предмет.

— Обыкновенный карандаш. Поломанный, если это имеет значение.

— С этим уж точно не впущу, — буркнула Хельга.

Карандаш отправился в депозитный контейнер. А за ним по очереди: зажигалка, изолента, жвачки и блокнот.

— Блокнот? — не выдержала Залусская. — Это уже все-таки перебор.

Хельга указала на лежащие в депозите предметы и совершенно серьезно пояснила:

— Ремешок: попытка удушения сокамерницы. Зажигалка, дезодорант, изолента, жвачка — из этого она сделала огнемёт. Моя сменщица до сих пор на больничном. Карандаш, блокнот: попытка лишить зрения.

Развеселившаяся Саша взяла карандаш и жестом показала удар в глаз.

— Так, что ли?

Хельга заточила карандаш, растерла грифель в блокноте, стряхнула лишнее и жестом показала, будто втирает грифель себе в глаз.

— Тринадцать человек с тех пор, как ее привезли сюда, — заявила она. — Никто не хочет с ней сидеть. Носится по камере, устраивает спектакли и вдруг неожиданно нападает. Все равно на кого. — Она провела пальцем по горлу.

Улыбка застыла на лице Саши.

— Она ведь сидит уже несколько лет, и вроде бы жалоб на нее не поступало. Я чуть не встретилась с ней в Грудзёндзе.

Хельга лишь пожала плечами. На ее лице появилась жалостливая гримаса, которая, видимо, должна была быть улыбкой.